Стоянка поезда – двадцать минут - Мартыненко Юрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ре
патриация
военнопленных
из СССР началась
сразу
после
окончания
войны
в Европе
и продолжалась
до весны
1950 года. Осуждённые
военнопленные
и интернированные
пробыли
в СССР до конца
1956 года».* * *Ведя свои за
писи
воспоминаний,
Генрих
Беккер,
как бывший
заключённый
лагеря
для военнопленных,
что располагался
в годы войны
на Оке, писал:
«Причиной
плохого
продовольственного
снабжения
нас, заключённых,
не была простая
жажда
мести
русских
или стремление
к уничтожению
нас со стороны
Красной
Армии.
Плохое
питание
объяснялось
тем, что сожжённый
и разрушенный
войной
Советский
Союз не был в состоянии
обеспечить
в достаточной
степени
пропитанием
даже своё собственное
население,
не говоря
уже о нас, пленных.
Русские
люди сами страдали
и умирали
от голода.
Тем более
я должен
сказать
о том, что мне не раз встречались
русские,
у которых
находились
„лишние“
кусок
хлеба,
стакан
молока,
ломтик
сала, пара картофелин
или яблоко,
что в конечном
итоге
позволило
мне выжить.
Особенно
необходимо
вспомнить
здесь русских
женщин,
которые
встречались
нам за пределами
лагеря,
а также
работали
лагерными
надзирателями
или инспекторами.
Они проявляли
настоящую
человечность,
даже если их мужья, сыновья
или внуки
были нашими
военными
противниками.
Может
быть, они именно
поэтому
и были в состоянии
видеть
в нас не только
врага,
но и человека,
которого,
как и их родственников,
война
унизила
до замученного
создания».
Воз
можно,
только
благодаря
широте
и незлобивости
русской
натуры
смогли
выжить
и Генрих,
и многие
другие
военнопленные
в советских
лагерях.
Чис
тые,
выбритые,
в добротной
одежде,
многие
с чемоданами
с нехитрым
скарбом,
уезжали
из военнопленных
лагерей.
Их провожали.
Кроме
вездесущих
мальчишек,
приходили
и те, с кем они сдружились
за эти годы, с кем вместе
работали.
Трудно
в это сегодня
поверить,
но, по рассказам
очевидцев,
были и слёзы
расставания.
Был и небольшой
митинг
перед
отправкой
пленных
домой.
В 1950-ом Ген
рих
вернулся
домой —
с одним
чемоданом
и в мокрой
одежде,
попал
под дождь.
На вокзале
его встретил
только
приятель,
который
освободился
месяцем
раньше.
Семьи и родных
у Генриха
никого
не осталось.
Все погибли
под бомбёжками
англичан.
Идти было некуда
и не к кому.…Ген
рих
вставил
в каретку
печатной
машинки
очередной
чистый
лист бумаги.
«От
правили
в реабилитационный
лагерь,
где бесплатно
выдавались
пайки
и там можно
было спать. В день полагалось
пятьдесят
пфеннигов,
но я не хотел
быть нахлебником.
Приятель
предложил
устроить
меня к знакомому
фермеру,
но я тоже отказался,
мечтая
самому
стать на ноги. При этом профессии
как таковой
у меня не было. Конечно,
кроме
умения
строить
и восстанавливать.
И ещё огромного
желания
получить
профессию
строителя.
Оно возникло
ещё в сталинградском
аду, когда
среди
развалин
города
я сам себе клятвенно
пообещал,
если выживу,
то всю оставшуюся
жизнь
буду только
строить
и строить
дома.Все
му
приходит
конец.
Наш кошмар
в этом городе
на берегах
великой
реки тоже закончился.
Но я не был уверен,
что, оставшись
в живых,
я перехитрил
Судьбу.
Не
мецкие
части
уже не оказывают
никакого
сопротивления
русским.
Небритые,
худые
и замёрзшие
солдаты,
покорившие
Европу,
вылезают
из нор, из-под развалин.
Полуживые,
полумёртвые.
Они сдаются
без единого
выстрела.
О своём
намерении
сдаться
оповещают
криком
«Гитлер
капут!
» Русские
отвечают:
«Паулюс
капитулирт!
», но чаще они кричали
просто:
«Фриц, комм, комм!»Я и дру
гие
солдаты
стояли
с поднятыми
руками,
когда
к нам подошёл
русский
солдат
и молча
навёл
на нас автомат.
Подошли
и другие.
Все с автоматами.
Здоровые,
с румянцем
на щеках.
Все одетые
в зимнюю
тёплую
одежду.
Ватные
брюки
и валенки,
стёганые
ватные
фуфайки
или полушубки
из овчины,
меховые
шапки-
ушанки.
Большинство
в маскировочных
белых
халатах.
Среди
них не было больных
и худых
Не
подалёку
от нас сбились
в кучку
офицеры
штаба
шестой
армии.
И чем больше
я смотрел
на них, тем больше
ощущал
своё падение.
Пленные
офицеры
представляли
собой
жалкое
зрелище.
На головах
подшлемники
и платки,
шерстяные
пилотки,
натянутые
на уши, женские
шапки,
на плечах
рваные
одеяла,
перемотанные
верёвками
или телефонными
проводами.
Лица грязные
и заросшие,
глаза
провалившиеся.
На дорогах
образовывались
длинные
бесформенные
колонны
пленных.
Они брели
в жуткую
неизвестность.
Многие
могли
передвигаться,
только
опираясь
на костыль
или палку.
Почти
у всех были обморожены
ноги. Знаю по себе, как отваливаются
ногти
на пальцах,
что причиняет
дополнительные
страдания.
А ве
чером
русские
устроили
салют
из немецких
ракетниц,
включили
патефон
и мы слушали
русские
песни.
Для меня это было хуже любой
пытки!
Под звук патефона
я вспоминал
хвастливые
слова
Гитлера
о том, что немецкий
солдат
стоит
на берегах
Волги
и никуда
отсюда
не уйдёт!
Фюрер
оказался
прав в одном —
многие
мои сослуживцы
остались
здесь навсегда…
»* * *«Ис
тория
Великой
Отечественной
войны
в военном
плане
делится
на две части —
до 19 ноября
1942 года и после.
За полтора
года до этой даты Красная
армия
захватила
только
19000 немецких
пленных.
В наступлении
под Сталинградом
она взяла
сразу
сотню
тысяч.
Немецкие
безвозвратные
потери
за 19 ноября
1942 года — 2 февраля
1943 года ушли сильно
за четверть
миллиона.
Для сравнения:
за весь 1941 год на всём Восточном
фронте
они составили
всего
220 тысяч
человек.
В одном
сражении
за 75 дней вермахт
потерял
больше,
чем во всех боях с Красной
армией
за первые
полгода
войны.
При этом советские
безвозвратные
потери
в сталинградском
наступлении
были только
154 тысячи,
а не несколько
миллионов,
как в 1941 году