Ужасное сияние - Мэй Платт

Сорен Рац боялся его. Энди диагностировал это по косвенным признакам — внезапно расширенным зрачкам, напряжённой мускулатуре — на худощавом теле Раца все вегетативные признаки кричали о себе в рупор; впрочем, к страху примешивалось что-то ещё. Он принял какой-то наркотик или алкоголь, догадывался Энди, а поэтому решился потребовать почти сразу же после того, как они оказались наедине:

— Вы требуете от нас разгадать тайну фрактальной мутации, но не предоставляете доступ к единственному образцу с нелетальным исходом.

Энди не ожидал, что тот с ходу пойдёт в лобовую атаку. Он допил виски и задумчиво смотрел на Сорена Раца, в его глаза с расширенными зрачками, на едва заметно подёргивающиеся пальцы.

— Уточни запрос, Сорен. Ты хочешь просто кусочек от меня отрезать или посмотреть, что будет, если меня вскрыть заживо, вытащить… не знаю, сердце, почки, печень? Понять, почему я до сих пор не мёртв?

Сорен смешался. Он вжался в диван, потянулся к лежащей рядом подушке. Она была из кожи, «идентичной натуральной», и выскользнула, когда тот попытался притянуть её к себе. Со второго раза получилось.

— Я не собирался…

— Прекратите, Сорен. Вам интересно, это совершенно понятно.

Он не был первым. Хотя нет, был. Прежним Энди не давал настолько близкого допуска к себе, но они и не требовали. Взять хоть того же Таннера.

Сорен выбивался из нормального распределения — куда-то за все точки отсчёта. Сиял эдаким уникальным алмазом; не в смысле таланта или идей, скорее Энди назвал бы это качество «нахальством», но в исключительно положительном контексте. Ладно, Сорен ему искренне нравился.

— Вы с Эшвортом продвинулись дальше других, хотя и не в одиночку. Лично ты — хочешь пронаблюдать полный цикл фрактальной мутации с возвращением к исходному состоянию? У вас там есть этот парень, Кэррол, да? Забегу вперёд: у него есть шанс, если он…

Энди прикрыл глаза и потёр веки. Дужка очков скользнула по перчаткам, головная боль ответила на прикосновение.

— …сгорит заживо.

— Что?

Сорен забыл про страх. Веки дёрнулись, поспевая за когнитивными функциями — и он опередил, конечно же, простые рефлексы выиграли эту гонку.

— Проще увидеть, Сорен.

— Конечно. Сэр.

Энди посмотрел на него с усмешкой, представив себя на операционном столе — будет ли и тогда Сорен обращаться к нему с этим почти не фальшивым пиететом? Вероятно, да. Нет ничего интересного в том, чтобы разрезать заживо человека. Другое дело — разрезать того, кого многие считают почти богом, не исключено, что и он сам среди многих. Стигматы занятнее удара молотком по пальцу, тут не приходится сомневаться.

— Идём.

Итак, Сорен остался в Башне Анзе. Энди не исключал, что тот в последний момент подумал о закрытых дверях, монолите, из которого не выбраться, если не позволит хозяин — или Хозяин. Страх всё равно оставался. Энди мог бы, наверное, хлопнуть парня по костлявому плечу и сказать: не бойтесь, я не пожираю заживо ни младенцев, ни талантливых учёных. У нас одна цель, так или иначе, у вас нет ни единой причины дрожать и разгонять адреналин и кортизол по кровотоку.

Критерии выборки всё же подразумевали, что все объекты находятся в зоне влияния кривой. Сорен и так уже опасно выпал из неё, Энди не хотел усугублять.

— В Башне есть лаборатория, — он оперся на антиграв-трость. Ступни и колени прострелило резким спазмом, заставив пропустить вдох и выдох. Позвонки стиснуло, будто клещами. — Рекомендую взять с собой хирургические инструменты, заодно прихватить какого-нибудь дрона с криожидкостью. Ты же захочешь потом проводить гистологию, исследовать особенности деления клеток, АТФ-передачу и так далее?

Сорен шёл позади, хотя мог бы обогнать его в два шага. Энди двигался тошнотворно медленно.

— Да. Конечно, — он осёкся. — «Взять с собой»?

— Именно. Мы поднимемся наверх, на самую вершину Башни. Сорен, возьми ещё и защитный костюм: жаропрочный и защищающий от облучения.

Энди помедлил.

— В том числе от того, которое регистрируют у фрактальных сигнатур.

— Аладов.

— Аладов, — согласился Энди. Он поднял руку, предваряя вопросы. — Действуй. Раз уж так мечтаешь об ответах, то получишь их.

Они миновали коридор с картинами. Сорен обернулся в сторону выхода, а потом ускорил шаг в противоположном направлении — туда, куда указывал Энди. Больше тот не оглядывался.

Шон перестал звать к ночи. Это было так же бессмысленно, как бегать по хрустящим обугленным костям, по застывшим потёкам металла — уже давно бесформенного, потерявшего всякое сходство с изначальными вещами, поднимать куски оплавленного пластика, заглядывать за остовы байков. Он мог ещё орать и материться, но он приполз в свой лагерь, свой дом, раненым, а теперь силы его покинули, и оставалось только сидеть чуть поодаль — на Горбу — и смотреть в яму, похожую и не похожую на обрыв трёшек.

Разум сопротивлялся дольше тела. Шон анализировал и размышлял — куда делась Айка, что могло случиться. Напали люди из Интакта из-за того, что они забрали из-под носа девчонку с её папашей. Нашли саму бывшую лаборантку Сорена Раца. Решили отомстить тем, кто осмелился приютить беглецов.

Объединённые Полисы Ме-Лем декларировали основной ценностью единение, гуманизм, ценность человеческой жизни, заботу о будущем. Это были пустые слова, а ещё Шон когда-то слышал, что примерно такие же лозунги были у всех государств и стран прошлого. Ну, и где они в результате оказались? Сожраны аладами, догнивают проржавевшими и посеревшими от древности массивами-трупами.

Девчонка и её отец сбежали из Интакта. Девчонка была «особенной» — что-то наподобие самого Шона.

Может, тоже эксперимент. Айка не знала всех подробностей, да и вообще вся эта затея отдавала бредом сумасшедшего. Пророчества мёртвых авгуров, судьбы миров, и так далее, и тому подобное, да от рекламы порнопрограмм для шлемовизоров больше проку, а заодно и осмысленности. Шон поверил — потому что Айка говорила. Потому что боялся себя.

Он поднял руку. По ладони, растрескиваясь между пальцами, бежали зелёные полосы. Больше никаких симптомов, но вопрос времени, когда он превратится в груду искажённого мяса, только теперь подобные мелочи не имели значения. Кэррол тоже сначала вроде бы начинал светиться и даже хвастался — мол, вот они, способности. Добровольцев обещали усилить, сделать из них «новых» рапторов, более сильных, лучше способных лучше управляться с аладами. А потом у него отросла вторая рука, а глаза вывалились и стали похожи на виноградную гроздь. Сорен Рац приходил и записывал изменения. Вкалывал инъекции, облучал. С Шоном проделывали то же самое, порядок не имел значения. Кэррола потом куда-то забрали. На вопросы не отвечали, но перед побегом Шон узнал — тот даже не