История малой россии - 2 - Николай Маркевич

А между тем, посылая две тысячи червонных в дар Государю, «потому что Ему деньги нужны» он извещал о покупке земель в Великой России, у трех своих соседей, и испрашивал позволения заселить их собственными людьми;— и так Мазепа стал Великороссийским помещиком. Какое же можно было иметь сомнение в его верности?

Уже Шведы были близ границ полка Стародубского; Государь Мазепе велел поспешать; Мазепа шел медленно, оправдывался малочисленностью войска, обращал внимание на небывалые мятежи Украинские. «Со всем тем, — писал к Государю, — я переправлюсь за Десну и буду поспешать сколько есть сил, чтоб с главным Вашим войском соединиться; если впрочем в этом походе душа моя не разлучится с телом от тяжкой болезни моей подагрической и хирагрической.» Шереметев и Министры посоветовались насчет описанных Гетманом смятений, и решились послать указ Киевскому Воеводе Голицыну, чтоб, оставя в Печерской крепости гарнизон, сам с остальными полками и ратниками разрядов Севского и Белгородского расположился внутри Украйны; а к Мазепе написали, чтоб, отдав несколько полков козацких под начальство Голицьну, поспешил к Новгороду-Северскому, в главную квартиру, на военный совет.

Наказный Полковник Миргородский повел свой полк к Чернигову. Мазепа слег, и никогда еще по постигала его такая болезнь: слуги переворачивали его с боку на бок на кровати; Митрополит Киевский Иоасаф Кроковский, едучи через Борзну, письменно изъявил ему желание соборовать его маслом; нс известно, соборовал ли, но письмо Митрополита было доставлено Государю.

«Поразили мне жалем несносным сердце слова, в Вашем листе изображенные, — писал он из Борзны к Головкину, — а именно тыи: если Ваше Сиятельство сам не изволишь идти к Новгородку-Северскому, то пошли от себя туда полк Стрелецкий. Чи, еще ж и Ваша Вельможность, истинный мой приятель и благодетель, крайней моей немощи не веришь? И чи я б то жалел себе, и не и шол сам к Новгородку, по верности моей к Царскому Величеству, если бы мне в том настоящая болезнь препятствий не чинила, в которой не только ехать, но и на лыжку (постели) сам собою подняться и перевернуться не могу, разве мене служащие подняв перевернут на другую сторону.» Головкин начал оправдываться и доказывать, что писал с другими мыслями, отнюдь не предвидя несчастия огорчить своего благодетеля, уверял, доказывал, ссылался на свидетелей о горести, которая удручила всех, при известии на счет тяжкой Гетманской немощи.

Мазепа благодарил за приязнь и участие. «Токмо устрашивают мя псаломническия словеса: всякого брашна возгнушася душа их и приближася до врат смсртных, понсжс больш десяти день, як ничого не ем, ниже сплю, и Бог весть, если тыи псаломнические словеса нс исполнятсл на мне. Разве молитвами нового Архиепастыря нашсго, преосвященнейшего Архиепископа Митрополита Киевского Иосафа Кроковского, который, возвращаясь с Царствующего великого града Москвы, застал меня тут в болезни и отправил надо мною елеосвящение.»

Это было писано Октября двадцать первого. Вдруг, испуганный недоверчивостью Карла XII присутствием Меньшикова, он выздоровел, двинулся с войском, перешел Десну, стал лагерем между Новгородом-Северским и Стародубом у местечка Семеновки и через пять днем, Октября двадцать шестого, произнес к чинам и козакам следующую речь:

«Мы стоим теперь, братия, при двух пропастях, готовых нас пожрать, ежсми не изберем пути для себя надежного их обойти. Воюющие между собою Монархи, приблизившие теперь театр войны к границам нашим, столь ожесточены один на другого, что подвластные им народы терпят уже и еще претерпят, бездну зол неизмеримую; и мы между ими есть точка или цель всего злосчастия и претыкания. И потому побежденный из них и падший разрушит с собою и державу свою и приведет ее в ничтожество. Жребий держав сих предопределен судьбою, решится в нашем отечестве, в глазах наших; и нам, видевши грозу сию, собравшуюся над главами нашими, как не помыслить и не подумать о самих себе? Суждение, чуждое всех пристрастий и душевредных поползновений, есть таково: когда Король Шведский, всегда победоносный и коего вся Европа трепещет, победит Царя Российского и разрушит Царство, то мы неминуемо будем причислены к Польше и преданы в рабство Полякам, по воле победителя и в волю его творения и любимца Короля Лещинского; и уже тут нет и не будет места договорам о наших правах и преимуществах; да и прежние на то договоры и трактаты сами собой уничтожатся, ибо мы, натурально, будем сочтены завоеванными, следственно будем рабы неключимые, и судьба наша последняя будет горше первой, которую испытали предки наши от Поляков с толикою горестию, что и самое воспоминание об ней в ужас приводит. А ежели допустить Царя Российского победителем, то уже грозящие бедствия изготовлены нам от самого Царя сего. — И кто же тут же признает, что тиран, обругавший столь позорно особу, представляющую нацию, почитает, конечно, членов ее скотом несмысленным и собственным пометом; да и действительно таковыми их почитает, когда посланного к нему депутата народного Войнаровского, — с жалобами о наглостях и озлоблениях, чинимых народу безпрестанно от войск Московских и с прошением подтверждения народных договорных статей, при отдаче Хмельницким заключенных, коих еще он и не подтвердил, а должен по тем же договорам подтвердить;— он принял сего депутата пощечиною и тюрьмою, отправить хотел на шибеницу, от которой сей спасся одним побегом. И так останется нам из видимых зол, нас обышедших избрать меньшее, чтобы потомство наше, повергнутое в рабство нашею неключимостию, жалобами и проклятиями, нас не обременило.

«Я оного не имею и иметь, конечно, не могу; следовательно безпричастен есмь в интересах наследия, и ничего не ищу, кроме благоденствия всему народу, который почтил меня настоящим достоинством и с ним вверил мне судьбу свою. Окаянен был бы я и крайне безсовестен, когда бы воздал вам злое за благое и предал вас за свои интересы. Но время открыть вам, что я избрал для народа сего и самих вас. Долголетнее искусство мое в делах политических и в звании интересов народных открыло мне глаза о нынешнем положении дел министерских, и сколько они приближены стали к нашему отечеству. Первым искусством почитается, в таковых случаях, тайна, не проницаемая ни от кого до самого события; я ее вверил одному себе и она меня пред вами извиняет собственною своею важностию; виделся я с обоими воюющими Королями: Шведским и Польским, и все искусство употребил пред ними, чтоб убедить первого о покровительстве и пощаде нашего, отечества от воинских поисков и раззорений в будущее на нее нашествие; а в разсуждении Великороссии, нам единоверной и единоплеменной, испросил для того неутралитет, то есть— не должны мы воевать ни с Шведами ни с Поляками, ни с Великороссиянами; а должны, собравшись с силами, приличных местах, защищать собственное отечество свое, отражая того, кто нападет на него войною, о нем немедленно мы должны объявить Государю; а Бояре его, нс заряженные еще Немецчиною и помнящие невинно пролитую кровь их родственников обо всем том известны и со мною согласны. Для всех же воюющих войск выставлять мы повинны за плату провиант и фураж, число возможное без собственного оскудения нашего; а при будущем общем мире всех воюющих держав, положено поставить страну нашу в то состояние, в каком она была прежде владения Польского при своих природных Князьях и при всех прежних правах и преимуществах, вольную нацию значущих. Споручительствовать зато взялись первейшие в Европии нации: Франция и Германия; и сия последняя сильным образом настаивала о таковом положении нашем еще во дни Гетмана Зиновия Хмельницкого при Императоре ее Фердинанде III; но не сбылось оно по междоусобию и необдуманности предков наших. Договоры наши о вышесказанном заключены мною с Королем Шведским письменным актом, подписанным с обеих сторон и объявленным в означенные державы. И мы теперь почитать должны Шведов своими приятелями, союзниками, благодетелями, как бы от Бога ниспосланными для освобождения нас от рабства и презрения, для возстановления в первую степень свободы и самодержавства. Ибо известно, что прежде были мы то, что теперь Московцы: правительство, первенство и самое название Руси от нас к ним перешли; но мы теперь у них как притча во языцех. Договоры сии с Швециею не суть новые и первые еще с нею, но суть подтвердительные или возобновительные прежних договоров и союзов, предками нашими с Королями Шведскими заключенных. Ибо известно, что дед и отец нынешнего Короля Шведского имели важные услуги от войск наших, в войне их с Ливонцами, Германцами и Даниею; гарантировали страну нашу и часто за нее вступались против Поляков, потому и от Гетмана Хмельницкого, за соединением уже с Россиею, послан был сильный корпус козацкий, при Наказном Гетмане Адамовиче, в помощь Королю Шведскому и содействовал ему при взятии обеих столиц Польских— Варшавы и Кракова. И так нынешние договоры наши со Швециею суть только продолжение прежних, во всех народах употребительных. Да что за народ, когда о своей пользе не радит и видимой опасности не упреждает? Такой народ неключимостию своею уподобляется поистине безчувственным тварям, от всех народов презираемым.