Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.) - Наталья Пушкарева

Выявление «переклички» особенного и повторяющегося, нестандартных поступков — как осознанных, так и бессознательных (ментальных) — позволяет представить механизм принятия решений, в частности, найти ответ на вопрос о том, как определяли сами для себя женщины вопрос о допустимости (или недопустимости) того или иного нарушения, как оно влияло на их частную жизнь и индивидуальные судьбы. Сделать это далеко не всегда возможно из-за скупости источников, крайне редко (кроме литературных) отражавших эмоциональную сферу. Не всегда удается и понять, в какой сфере индивидуальные побуждения проявлялись особенно заметно и интенсивно, для какого возрастного уровня это было наиболее характерно. Не совсем ясно, у лиц какого пола побуждения действовать необычно, непривычно, нестандартно появлялись чаще и, следовательно, чаще конкурировали с принятыми образцами поведения.

В то же время собранных данных по истории частной жизни русских женщин X — начала XIX в. оказалось достаточно для некоторых выводов, касающихся женского этоса в средневековье и Новое время. К ним можно отнести утверждение о значимости семейной жизни (жизни в браке) для женщин всех социальных категорий. Православные постулаты оказали, конечно, исключительное влияние на отношение к семье и браку как моральной ценности, однако и в народной традиции согласная семейная жизнь была нравственным императивом. Исключительную роль играло в личных судьбах женщин рассматриваемых эпох и материнство. Отношения матери с детьми традиционно характеризовались исключительной теплотой и эмоциональной насыщенностью. Вероятно, с течением времени определенная часть женщин стала лишь формально признавать свою «второстепенность», неглавенство в семье и осознавать фактическую важность их деятельного участия в функционировании домохозяйства, и не только в нем. Это, однако, не мешало женам, сестрам, матерям видеть в мужьях, братьях, сыновьях и опору для себя в жизни, и близкие, родственные души, нуждающиеся в их поддержке и участии.

Пристальное внимание не только к тому, что написано в источниках по истории частной жизни женщин X— начала XIX в., но и к тому, как, какими словами это выражено (то есть к так называемому дискурсивному ракурсу историко-психологического анализа), позволило понять, какое исключительное значение в изменениях общественного сознания имели перемены в отношении к женщине, к ее социальной роли, ее самостоятельности, вызванные существованием и все более частым появлением на общественной арене деятельных женских личностей. Переписка, дошедшая до нас от XVII–XVIII вв., неопровержимо свидетельствует о том, что развитие умонастроений и идей в направлении признания женщины, ее значимой роли было необходимым шагом в процессе становления женского самосознания и женского менталитета.

Изменения в повседневном, в том числе семейном, быту, начавшиеся «сверху», с привилегированных и образованных сословий, постепенно проникали и в другие социальные слои. Новые формы общения и проведения досуга сломали в XVIII в. остатки затворнического уединения. Женщины в российских семьях получали постепенно «право голоса». Он проявился в мемуарах и письмах, стал слышен в литературных произведениях. И все же оставался негромким, ненапористым, непритязательным, как и сам эмоциональный мир образованной русской женщины «осьмнадцатого» столетия. Формировавшийся как сфера скрытого и сокровенного, женский эмоциональный мир оставался и в начале XIX в. скованным условностями социальных ожиданий и религиозно-нравственных норм.

ПРИМЕЧАНИЯ

Очерк первый

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ И ПОВСЕДНЕВНЫЙ БЫТ ЖЕНЩИНЫ В ДОПЕТРОВСКОЙ РОССИИ (X–XVII вв.)

I. «НЕ ХОЧУ ЗА ВЛАДИМИРА, НО ЗА ЯРОПОЛКА ХОЧУ…»

Брачный аспект частной жизни женщины: «самостоятельность» или «зависимость»?

1. Типичное для России низкое число холостых и незамужних, вдовцов и вдов, равно как число людей, никогда не состоявших в браке, рассматривается многими зарубежными историками и социологами как показатель отсутствия в Восточной Европе «европейской брачной модели» (Hajnal J. European Marriage Patterns in Perspective // Population in History. Ed. by D. V. Glass, D. E. C. Eversley. London, 1965. P. 101–143).

2. ПВЛ. С. 14.

3. Блонин В. А. К изучению брачно-семейных представлений во франкском обществе VIII–IX вв. // Историческая демография докапиталистических обществ Западной Европы. М., 1988. С. 78–79.

4. Как и в Западной Европе; см. об этом: Ястребицкая А. Л. Женщина и общество // Средневековая Европа глазами современников и историков. М., 1994. С. 299.

5. Миненко. С. 202–225.

6. Это особенно характерно для ХVII столетия, когда стала типичной разница в возрасте взрослого жениха и молоденькой невесты, часто впервые вступающей в брак. См.: ПоТОм. С. 98.

7. Олеарий. С. 211; Котошихин. С. 149.

8. ПСРЛ. Т. I. С. 32; ПСРЛ. Т. XXV. С. 281; Памятники древней российской вифлиофики. Т. IX. С. 328; ПоПиФ. С. 215.

9. ПоТОм. С. 113. Даже от сватовства «плохих» женихов отказываться было не принято, обещали лишь «подумать», веря, что «плохой жених хорошему дорогу укажет» (см.: Ушаков А. Крестьянская свадьба конца XIX в. в Старицком уезде Тверской губернии. Старица, 1903. С. 11–12).

10. Сб. РИО. Т. XXXV. С. 412; Церетелли Е. Елена Ивановна, великая княгиня литовская, королева польская. СПб., 1898. С. 180; ЖДР. С. 222.

11. Иван Иванович Чаадаев — к сестре, Анне Ивановне Кафтыревой. Конец XVII в. //Частная переписка. № 166. С. 449.

12. Листова Т. Благословение на брак // Родина. 1994. Na 8. С. 101; ср.: Herlihy D., Klapish-Zubcr Ch. Les Toscanes et leurs families: une tude du «catastro» uorentin de 1427. Paris, 1978. P. 545.

13. ПоБЖС. С. 153.

14. Ф. П. Морозова — Аввакуму. 1669 г. // ПЛДР. XVII (1). С. 585.

15. МосДиБП. № 50. С. 67 (1649 г.); ср. та же просьба: МосДиБП. № 125. С. 113 (1685 г.).

16. ЖДР. С. 72, 74, 223; своеволие девушки в выборе брачного партнера в Западной Европе могло караться лишением ее части приданого или наследства (Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М., 1961. С. 879, 882), что не прослеживается в древнерусских источниках. См.: об отношении к «вековушам» в XVIII–XIX вв.: Богаевский П. М. Заметки о юридическом быте крестьян Сарапульского уезда Вятской губернии // Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России. Вып. 1. М., 1889. С. 12; Желобовский А. И. Семья по воззрениям русского народа, выраженным в пословицах и других произведениях народно-поэтического творчества//Филологические записки. Воронеж, 1892. С. 13. Снегирев. С. 83.

17. Духовная Марфы Мезенцевой 1560–1561 гг. // РО РГБ. Акты Троице-Сергиевой лавры. Кн. 530. Суздаль. № 4; Кобрин В. Б. Опыт изучения семейной генеалогии // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XIV. М., 1983. С. 50–60.

18. ПоСМиМД. С.448.

19. Котошихин. С. 157.

20. ПоСМ. С. 213.

21. РИБ. Т. VI. С. 204, 274, 281 (1410 г.); ЖДР. С. 76.

22. РИБ. Т. VI. С. 204, 273, 281 (1410 г.), 515; АИ. Т. I. С. 161. Стоглав. 1551 г. Гл. 69//РЗ. Т. 2. С. 344–349; АИ. Т. 1. № 267. С. 498; № 261. С. 491.

23. «Та смотрилища с невестою переговаривает, изведываючи ее разуму и речи и высматривает в лицо, и в очи, и в приметы, чтоб сказать жениху, какова она есть» (Котошихин. С. 157).

24. Арциховский А. В. Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1958–1961. М., 1962. С. 103.

25. ПоПЗк. С.344.

26. Маргарит. XV в. //РО РНБ. Кир. — Бел. монастыря. № 112/237. Л. 5.

27. Былины. М., 1957. С. 267, 273. Повесть о семи мудрецах. XVII в. // ПЛДР. XVII (1). С. 194.

28. Повесть о Еруслане Лазаревиче // Там же. С. 321. См. также: Пушка-рев Л. Н. Сказка о Еруслане Лазаревиче. М., 1980. С. 43–55.

29. Е. П. Урусова — дочерям Евдокии и Насте. 1672 г. // РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Доп. отдел. № 120. Л. 13–14.

30. Демкова Н. С. Письма Е. П. Урусовой//ПЛДР. XVII(l). С. 763.

31. Единственное упоминание об обсуждении темы близкородственных связей, найденное нами, — слова царя из «Казанской истории» о невозможности венчать дочь с братом ее первого мужа. См.: ПДРВ. Т. VIII. С. 334; о необходимости соблюдения единоверства — слова Ивана Грозного о невозможности «поять» невесту «из инех» земель, поскольку тогда у него с женой «норовы будут розные». См.: РИБ. Т. XIII. СПб., 1909. Стб. 1274 (Хронограф 1617 г.).

32. Эдипов сюжет в русской интерпретации отразился в «Повести об Андрее Критском» (ПЛДР. XVH (1), 1988. С. 270–274), обещавшей всякому посягнувшему на инцест тяжелейшие физические и нравственные муки.

33. Право разрешать или не разрешать брак или замужество своих «холопей», в том числе социально зависимых крестьянок, холопок с «холопями» других владельцев, было зафиксировано еще в домосковских законах. Но лишь в XVI–XVII вв. подобные разрешения стали оформляться по строгой системе с помощью специальной «отпускной памяти» (см., напр.: Отпускная память в замужество, данная стряпчим Т. Виньковым А. Михайловой. 19 окт. 1684 г. // МосДиБП. № 13 (отд. 4). С. 156. См.: также «вставку» отпускной памяти в письме Ф. Д. Маслову от П. Г. Гриневой. Конец 1690-х гг. //ИпИРН-РЯ. № 94. С. 122–123).

34. Запрет неравных браков — общее ограничение частного выбора женщин в европейском средневековье. См.: Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991. С. 196–197; Тушина Е. А. Брачно-семейные представления французского рыцарства// Историческая демография докапиталистических обществ Западной Европы: проблемы и исследования. М., 1988. С. 139; Иванов К. А. Средневековая деревня и ее обитатели. Пг., 1915. С. 63–64.