«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии - Лев Вершинин

Ва-банк

Однако главной головной болью меньшевиков, куда большей, чем «осетинские» регионы, пожалуй, даже большей, нежели Абхазия, где все было очень не в порядке, оставался Сочинский округ, «незаконно аннексированный» деникинцами. Земли Закубанья меньшевикам очень нравились, они за короткое время обладания успели к ним привыкнуть, – и было обидно. Хотелось реванша. Тем паче, что Добрармия как раз разворачивалась на Москву и на берегах «демаркационной» Бзыби оставалась лишь пара белых рот неполного состава и не самого лучшего качества, а побережье кишмя-кишело мелкими бандами самых разных цветов, от «зеленых» и «красных» до «черных» и вообще непонятно каких, но воюющих против добровольцев и казаков. Правда, округ был «нейтрализован» англичанами, но те, судя по дальнейшим событиям, тоже не прочь были щелкнуть по носу не в меру нахального русского генерала, параллельно отхватив побольше земли на случай, если он все же победит. Во всяком случае, версия о том, что 12 апреля 1919 года грузинская армия отняла у добровольцев Гагры, «обойдя английские посты на Бзыби», на мой взгляд, звучит не слишком убедительно: без кивка генерала Томсона меньшевики вряд ли рискнули бы пальцем шевельнуть. Но так или этак, а после тяжелого боя с четырьмя внезапно ударившими по городу батальонами (до тысячи штыков) гагринский гарнизон, потеряв убитыми 29 человек (четверть личного состава), отошел на север, преследуемый торжествующими победителями и примыкающими к ним разноцветными партизанами. «Второй Северный поход» успешно развивался полторы недели, до тех пор, пока на реке Мехадыр грузинские войска не столкнулись нос к носу с отрядом добровольцев, посланным разрулить ситуацию. Дальнейшее темно и непонятно. Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, называют разное число сражений и стычек, но все сходятся в том, что «потерь при отступлении экспедиционный корпус народной Гвардии не понес», а наступление деникинцев было остановлено «после резкого демарша англичан, вновь пригрозивших белым бомбардировкой с моря». Трактовать эти данные всякий волен, как душа пожелает, но то, что после британского вмешательства «окончательная демаркационная линия была установлена чуть севернее Гагр, по реке Псоу, примерно там же, где сейчас граница», – бесспорный факт.

Блеф

Есть, однако, еще один нюанс. Признаюсь, я не слишком восторженного мнения об умственных качествах лидеров «Первой Республики». Глядя на события с почти вековой дистанции, когда многое известно и складывается в единую картину, оценивать их иначе, чем на «посредственно с минусом», собственно, невозможно. И тем не менее, и Ной Николаевич, и Евгений Петрович, и другие «отцы независимости» были искушенными в интригах профессиональными политиками, людьми, в основном, с образованием выше гимназического. Логику, во всяком случае, изучали. Логика же в сложившейся ситуации подсказывала только одно: после облома со «Вторым Северным» засесть за проведенной бриттами чертой и сидеть там тихо, как мышки, решая внутренние вопросы и выжидая, чем завершатся события на севере. В конце концов, даже победи Деникин полностью и окончательно, никто бы не развернулся брать Тифлис и вешать меньшевиков за что-нибудь. Ибо власть в России оказалась бы не в твердых генеральских руках, а у массы разнообразных политиков, путешествовавших в обозах многочисленных белый армий. Иного варианта не допустила бы Антанта. А соответственно, и судьба «Единой и Неделимой», и судьбы мелких окраинных новообразований решались бы путем парламентских дебатов, с непременным привлечением западных экспертов, юристов, заслушивания доводов и аргументов, в рамках кулуарных консультаций, закрытых переговоров и международных конференций. У Грузии, да и не только у нее, таким образом, был шанс, и шанс вовсе не иллюзорный. Случись же наоборот и опрокинь красные Добрармию, в этом, по крайней мере, не было бы вины Тифлиса. А уповать все равно оставалось бы только на англичан.

В любом случае естественнее всего было не отсвечивать. Однако отказаться от заветного проекта «Грузия по Ингороква» тифлисские мечтатели были решительно неспособны. Устраивать «Третий Северный», правда, поостереглись, но в прямом вмешательстве нужды не было: летом на всем побережье от Анапы до Адлера развернулась «лесная война» против деникинцев, и в эту-то мутную водичку меньшевики даже не влезли, а нырнули с головой, благо контакты с «лесовиками» установились еще в апреле. Стараясь избегать лишнего шума, Грузия сделала все, чтобы организовать рыхлую массу партизан, сгладить «идейные» противоречия и сформировать некую единую – или, по крайней мере, координирующую свои действия – «красно-зеленую» силу. Постановив рассматривать повстанцев, как «борцов за дело социализма и против контрреволюции», Тифлис по закрытым каналам выделял повстанцам значительные суммы денег, наладил поставки оружия и боеприпасов. В Гаграх расположился «центральный штаб народного сопротивления» и «лагеря беженцев», где партизаны могли, ежели что, пересидеть. С лидерами «лесовиков» общались официальные лица, пусть и не очень высокого уровня, обещая походатайствовать перед Великобританией, которую якобы представляли, насчет все той же, казалось бы, прочно забытой «Южной республики». Разумеется, под протекторатом Тифлиса, но, как всегда, «на правах самой широкой автономии». При этом, по секрету от тех, кого приручили, официальные лица рангом повыше время от времени закидывали удочки Деникину, предлагая «прекратить вынужденные контакты с бандитами» и выдать их вожаков в обмен на признание «законных прав Грузии» на часть побережья. Можно даже без Туапсе, но обязательно включая Сочи.

Смена вех

Игра была острая, на грани. Англичане, естественно, бывшие в курсе, какое-то время наблюдали за развитием сюжета с интересом, но после провала Московского похода велели меньшевикам тормозить. Те, как положено, подчинились. Однако было поздно: неудача деникинцев способствовала росту партизанского влияния, осенью 1919 года повстанцы, нарастившие силы до 15 тысяч бойцов, захватили большую часть побережья от Псоу до Новороссийска и перерезали основные коммуникации, что в итоге предопределило окончательный крах Добрармии. Параллельно, еще до «новороссийской трагедии», начались попытки большевиков, ранее Тифлис вообще не замечавших, выйти на контакт. Сперва, примерно с конца октября, на личном уровне, благо кавказские революционеры, независимо от политической ориентации, знали друг друга много лет, а затем и вполне официально. 24 декабря 1919 года Совнарком РСФСР направил меньшевикам формальное предложение признать Грузию, если она окажет «действенную помощь в борьбе с контрреволюцией».

Это был цугцванг. С одной стороны, меньшевики большевиков боялись и не хотели бы иметь с ними никаких дел. С другой – после парижских унижений, вспоминать о которых было все еще больно, предложение звучало заманчиво: Россия, Советская или нет, оставалась великой державой, во всяком случае, по сравнению с Грузией, а ее официальное признание могло бы, как прикидывали тифлисские министры, снять многие проблемы. Как минимум, насчет большевиков в Абхазии, Гори и Душети, – против приказа из Кремля те не пикнули бы. Конечно, признание Лондона было бы куда предпочтительнее. Но Лондон не собирался спешить. А когда позиция кабинета Его Величества как-то прояснилась, то не в лучшем виде. «С точки зрения правительства, – доложил 24 декабря палате общин министр иностранных дел лорд Керзон, – необходимо продолжать воздерживаться от признания независимости Грузии и Азербайджана до тех пор, пока не определится окончательно положение генерала Деникина». Окончательная ясность пришла очень скоро. В январе уже было понятно, что Москва приняла решение всерьез заняться Кавказом и имеет для этого все возможности (не в последнюю очередь, благодаря грузинам), а палата общин, наоборот, требует свертывать затянувшуюся, не сулящую перспектив и утратившую популярность операцию и, несомненно, добьется своего. Ясно стало и что никакого «красно-зеленого» буфера на севере не будет: кто бы из взрослых ни победил, шпану съедят, а вот рикошет по спонсорам может оказаться болезненным. Чего хочется, а чего нет лидерам меньшевиков, значило в таких условиях немного. Уже в марте, отвечая на запрос Ленина и Троцкого, не выступят ли грузины в поддержку мусаватистов, Сталин, курировавший в Политбюро кавказское направление, уверенно ответил: «Грузины не опасны, если твердо обещаем нейтралитет». Несколько дней спустя начались переговоры.

Глава XXVI. По всей строгости

Девушка с приданым

Последний год второго десятилетия ХХ века начинался достаточно нервно, но не тревожно. Главной целью грузинской дипломатии, ввиду начавшихся пока еще совсем «теневых» контактов с Москвой, было во что бы то ни стало найти хоть какого-то надежного спонсора и покровителя в Европе или за океаном (впрочем, на японцев в этом плане тоже выходили, предлагая стать «форпостом микадо на Черном море»). Кое-что получалось. 12 января 1920 года Верховный Совет Парижской мирной конференции принял решение признать, что Грузия все-таки есть, и нанести ее очертания на карту, а также «поставить в повестку дня вопрос об изучении вопроса о рекомендациях по вопросу признания ходатайствующей стороны de facto». Это, как полагает «группа Вачнадзе», «был большой успех международного значения». Спорить не рискну. В Лигу Наций, правда, не приняли, требуя сперва уладить территориальные споры с Арменией, в том числе и насчет батумского порта (Ереван требовал сделать там СЭЗ, англичане сие всемерно поддерживали, но грузинам такой вариант совершенно не нравился – делиться, да еще и под лондонским контролем, было жалко).