Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - Фируз Казем-Заде

«Несмотря на их недостатки, они представляют собой прекрасную атлетическую расу, нервной организации которой европейцы могут позавидовать». Иствик призывал изменить отношение Британии к Ирану. «Пока еще Герат нельзя вернуть назад Персии, но его можно отделить от Кабула. Следует воодушевить Шаха на восстановление персидского господства над Мервом. Но прежде всего нужно послать английских офицеров для наведения дисциплины в войсках Шаха».

Документ был распространен в различных ведомствах правительств Англии и Индии. Генри Раулинсон, ученый, колониальный администратор и дипломат, написал свой собственный меморандум, выражая в общем согласие со взглядами Иствика. Выдвинутая на передний фланг «спорная земля» между Каспием и Индом – Персия в значительной степени определяла, когда может произойти столкновение России и Британской Индии. Сильная и дружественная Персия могла бы отдалить на неопределенное время, в то время ослабленная Персия сделает его неизбежным. «В наших интересах завоевать ее дружбу и в то же самое время придать ей силу и уверенность в собственных возможностях; любые расходы, которые мы можем понести в связи с этим, следует расценивать как своего рода взнос на страхование Индии».

Однако Раулинсон не был готов подписаться под всеми предложениями Иствика, при помощи которых можно было завоевать дружбу с Персией. Он не сомневался, что одобрение «ее вторжений» в Систан и Мекран, поддержка при оккупации Мерва, концессии в Персидском заливе и обещание Герата сделали бы британское влияние первостепенным в Тегеране; но Раулинсон не верил, что Персия способна была «переварить» такие приобретения. Результатом стали бы бунт и вмешательство как со стороны русских, так и турок.

Раулинсон разделял мнение Иствика, что Англия должна отправить офицеров для обучения персидского войска. Он добавил свое предложение, а именно: усилить дипломатическое представительство в Тегеране. Раулинсон, тесно связанный с правительством Индии, считал, что оно должно осуществлять контроль над британской политикой в Персии. Вот почему он настаивал на передаче дипломатического представительства в Тегеране от юрисдикции министерства иностранных дел под юрисдикцию правительства Индии.

Меморандум Иствика крайне внимательно изучался в Форт-Уильяме, где нерешительность Англии по отношению к России вызывала ощущение краха. В отличие от своего предшественника лорд Майо не собирался защищать Индию на Инде. В его понимании кардинальным пунктом англо-индийской политики было поддержание дружественных отношений с Калатом, Афганистаном, Яркендом, Непалом и Бирмой, а также то, что их независимость от господства других европейских государств должна поддерживаться деньгами, оружием «и даже, в определенных обстоятельствах, людьми».

Его чувства разделяли многие из его подчиненных, один из которых написал: «Мы делаем вид, что не знаем этого [необходимости в надлежащей защите границ Индии], потому что находимся в руках группы нерешительных политиков, которые не понимают то, что совершенно известно державам подобно России, чьи интересы оппозиционно противоположны по отношению к нашим во всех частях света и чья смелость – только результат нашей робости… Но единственная держава, которую я опасаюсь, – Россия, похоже, обречена быть нарушителем мира в Восточной Европе и в Восточном Мире».

Однако намерение защищать подходы к Индии не подразумевало защиты Персии. Правительство Индии также не было настроено провоцировать Россию и вызывать конфронтацию на Ближнем Востоке, как и кабинет в Лондоне. Комментируя записку Иствика и мысли Раулинсона по этому поводу, правительство Индии заявило, что придает самое серьезное значение сохранению независимости Персии, но отказалось вдохновлять шаха на столкновение с Россией.

«Мы не можем выразить согласие с Раулинсоном и заявляем, что с нашей стороны было бы почти преступлением ради получения временного превосходства в персидской политике призывать ее к столь рискованному курсу, будь то любая попытка расширить ее владения либо на северо-восточном направлении, либо вторжениями в Афганистан, либо на земли феодальных племен».

Правительство Индии расходилось во мнениях с Иствиком и Роулинсоном насчет вхождения британского офицерского корпуса в персидское войско. Оно считало, что «британские офицеры не должны служить азиатским государствам: обычаи восточных правительств – не наши обычаи; и в мирное время, так же как и на войне, офицеры, поставленные в подобное положение, должны быть в курсе дел и, до некоторой степени, принимать участие в действиях, которые любой человек чести не может одобрить. Если британские офицеры не могут быть в высшем руководстве, они не должны идти на такую службу».

За этим образцом викторианского лицемерия следовала подлинная причина нежелания взаимодействия с персидским войском.

«В наших отношениях с Россией в настоящее время мы должны с большим предубеждением относиться к принятию множества офицеров российской армии на командные должности в персидские войска. Подобные поступки с нашей стороны, вероятно, вызовут сильный протест со стороны кабинета Санкт-Петербурга».

Примечательно, что ни Раулинсон, ни правительство Индии в комментариях к записке Иствика не выдвинули каких-либо серьезных предложений по реагированию на российскую угрозу в Центральной Азии и поддержанию британской позиции в Персии. Требование, содержащееся в обоих документах, заключалось в необходимости избрания нового представителя в Тегеране, талантливого и энергичного англо-индийского государственного деятеля, который бы завоевал доверие шаха и восстановил баланс влияния в персидском правительстве. Что явилось только выражением необоснованной веры в панацею, которой, подобно всем панацеям, не существовало. Дискуссии и переписка по немаловажному поводу Персии не принесли никаких результатов.

Что касается российского правительства, то для него следующей важной задачей было завоевание Хивы. Красноводск был оккупирован по время подготовки Хивинской кампании. Так же была проведена тщательная проверка пустынь, которые защищали ханство лучше, чем его войско, состоявшее из разного сброда. Еще раз Милютин, которому помогал Кауфманн, оказался главным сторонником завоевания. Горчакову пришлось играть знакомую ему к тому времени роль, успокаивая дымовой завесой уверений и обещаний. Окончательное решение о присоединении Хивы было принято на совещании «под руководством императора» в конце 1872 г. Именно там была произнесена Александром II известная фраза, обращенная к Кауфманну: «Константин Петрович, возьмите Хиву для меня».

Утром 18 января 1873 г. генерал-адъютант граф Петр Андреевич Шувалов, шеф жандармерии и Третьего отделения канцелярии его величества (тайной полиции), был отправлен в Лондон, где довел до сведения лорда Гренвилля, что император не имел намерения завоевывать Хиву.

Гренвилль написал британскому послу в Санкт-Петербурге, лорду Лофтусу: «Граф Шувалов заверил, что император крайне удивлен обеспокоенностью английского правительства по этому поводу, и убедительно просил меня передать твердые гарантии Парламенту по этому вопросу».

Конечно, Гренвилль не сумел понять действия России. В письме к герцогу Арджиллю он заявил: «Я могу понять тоску русских по Константинополю; но почему они должны продвигаться на Крайний Восток, я не понимаю».

Генерал Терентьев передает обещания Горчакова англичанам не присоединять Хиву: «Переговоры проводились Шуваловым. Наши дипломаты, очевидно, доверяют нашим воюющим генералам, которые всегда будут способны доказать, что военные обстоятельства препятствуют точному выполнению того, что было обещано». Когда англичане наконец успокоились, наши войска были уже на пути к Хиве.

К весне 1873 г. генерал фон Кауфманн сконцентрировал под своим командованием войско в тринадцать тысяч человек с шестьюдесятью двумя орудиями. Среди офицеров, с нетерпением ожидавших выполнения экспедиции против «дикарей», были такие прославленные лица, как великий князь Николай Константинович и герцог Евгений Лихтенбергский.

Хива пала в мае. Граф Петр Шувалов, который должен был объяснить это британцам, изобретал неправдоподобные алиби и перекладывал вину на старую паршивую овцу российской дипломатии – недисциплинированных генералов.

На сей раз это был Кауфманн, которого объявили преступником в Лондоне.

Завоевание Хивы было нарушением со стороны России всех ее недавних обещаний, и даже умеренный русофил и неумеренный оптимист лорд Лофтус, британский посланник в Санкт-Петербурге, почувствовал необходимость поднять тревогу. Он предупредил свое правительство, что Россия теперь приобрела опорный пункт в туркменских степях, откуда может угрожать независимости Персии и Афганистана и таким образом станет постоянной опасностью для Индийской империи. Если позволить событиям развиваться без комментариев и не будут даны предварительные предупреждения, то Англии, может быть, придется упрекать себя в том, что она молчаливо наблюдала за вторжением России в ущерб своему собственному престижу и могуществу.