Кэндлстон — пожиратель света - Брайан Дэвис

— Ни за что! — Бонни попятилась. — Вы даже не сможете ко мне подойти. Я сама с ним уйду, а вы останетесь здесь.

Девин презрительно хрюкнул.

— Да ну? А ты знаешь, куда ныряет дайвер? Я первым его увижу. Он понятия не имеет, как строить щиты, так что прицеплюсь к нему, а ты сиди здесь, в своей уютной кутузке.

Свет Бонни бешено забился, а кольцо ярко разгорелось, как красный глаз маяка.

— Он найдет способ! Даже если вы прицепитесь к нему, он вернется за мной!

— Ах, детка, не спеши. Ты еще кое-чего не знаешь. Есть причина, по которой они всегда посылают сюда только женщин. Самцы животных, которые побывали тут, получали нарушение функции мозга. Они возвращались растениями, если не хуже. Я тут сохранил одну запись нарочно для тебя, послушай.

Вспышка света проникла в сознание Бонни, как эхо прошлого. Зазвучал голос ее отца: «Но самец шимпанзе вернулся полным идиотом! Все самцы теряют больше половины функций мозга во время восстановления».

Вспышка погасла, а энергетическое поле Девина затряслось, точно от радостного смеха.

— Твой сладкий дружочек превратится в сладкую брюкву. Он и думать забудет нырять и вытаскивать тебя. Всю оставшуюся жизнь он будет пускать слюни и пачкать детские памперсы.

Свет Бонни вспыхнул и рассеялся, когда она вообразила себе эту картину. Пока ужасное зрелище занимало ее воображение, ее защитный купол таял. Девин подкрался ближе.

Она хотела запеть, но не могла вспомнить слов. Она пыталась сопротивляться, пыталась хладнокровно соображать несмотря на вихрь сомнений и страхов, идущий войной на ее мужество. Неужели это правда? Откуда тут могла взяться эта запись?

Наконец Бонни удалось промычать знакомый мотив, и вскоре слова хлынули в ее сознание и потекли наружу сверкающим потоком:

— «Взойду ли на небо — Ты там, сойду ли в преисподнюю — и там Ты».

— Замолчи! — закричал Девин. — Никакие песенки не помогут тебе выбраться из этой адской дыры. — Его световое тело заметалось из стороны в сторону, как разгневанный человек, бегающий по комнате. — Бога здесь нет! Иначе я бы его видел. Я здесь уже несколько недель сижу, и повсюду только мрак и отчаяние. В этих стенах нет спасения.

Девин помолчал, а потом его голос заморосил, точно дождик, ровный зловредный осенний дождь.

— Но ты все-таки сможешь уберечь своего дружка и себя заодно, если мы с тобой договоримся.

Бонни вспыхнула и засверкала.

— Я не вступаю в сделки с дьяволом!

Девин попятился, продолжая бубнить:

— Понимаю. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но ты сама слышала неутешительные слова своего отца. Позволь мне объяснить, отчего так происходит. Самцы плохо преобразуются. Вместо того чтобы приспосабливаться к своему новому состоянию после транслюминации, их тела сопротивляются. Это не есть акт воли, это просто их природа. Это заметно по форме их световых пятен: когда они попадают сюда — они все рваные и перекрученные. Но им не дают времени, чтобы успокоиться, и сразу тянут обратно. Когда система пытается восстановить их, она не может нормально преобразовать их мозг, находящийся в состоянии возбуждения, и оттого на выходе получается каша. А некоторые даже умирают.

— А как же вы? Разве ваш мозг не пострадает от восстановления?

— Я тут адаптировался. Сначала мозги у меня кипели, но потом я научился держать их в узде. На это ушли недели, но теперь мои световые модели спокойные и гладкие, и я не возбужден. Готов поспорить, что он явится сюда в боевом настроении. Его сердце полно ярости.

Девин снова замолчал, и его свет начал вращаться, как флюгер под ровным ветром. Тонкий луч потянулся от Бонни к яркому световороту Девина, будто захваченный им.

— Ага, ты сама об этом знаешь, да? Наверное, даже лучше меня? — Его голос победно возвысился, обрадовавшись открытию.

Бонни попятилась. Девин знал. Каким-то образом ему стали известны ее мысли, и правда выплыла наружу. Она с удвоенным вниманием стала следить за собой.

— И что же за сделку вы предлагаете?

Девин принял свой человеческий облик и усмехнулся, точно картежник, собирающий выигрыш.

— Я сообразил, что не могу к тебе подобраться из-за этого твоего адского пения. Я не смогу с тобой сцепиться, если ты не опустишь щит. Так что ты, со своей стороны, должна прекратить петь. А я, со своей стороны, открою Билли секрет, как не остаться без мозгов.

Он ждал, его мерцающие губы вытянулись в две тонкие линии.

— Ты умная девочка. Оттого я так и не смог одолеть тебя. Я уверен, что ты поймешь, что на этот раз ты должна мне поверить.

Свет Бонни стал рваться и сверкать. Поверить ему! Ха! Как бы не так! Она зыркнула на охотника, настороженно ожидая продолжения штучек с чтением ее мыслей. Что он затевает? Конечно, он хочет выбраться, а этого нельзя сделать без сцепления. Но может ли он напрямую прицепиться к Билли, как он хвастал? Нет, она не верила ему, но ей хотелось выпытать секрет, который помог бы Билли избежать повреждения мозга. Просто спросить не получится. Это было бы глупо. Если он и вправду знает какой-то секрет, то он не откроет его задаром. Иначе ему нечем станет торговаться. Так что же делать — позволить ему прицепиться? От этой мысли все ее световое тело содрогнулось. Вот какова она была — блестящий камешек в вихре черного калейдоскопа, запертая в сюрреалистическом мире душа в компании мошенника с языком без костей. Может быть, есть другой путь. Может быть, она снова встретит тот дружественный огонек и спросит у него. Он помог ей однажды.

— Я подумаю об этом. — Она повернулась и поспешила прочь.

Билли склонился над страницей с аккуратным плавным почерком, на которую падала тень от его головы, и тяжело вздохнул, готовясь к чтению. Он знал, что Бонни талантливо пишет, обладая драконьим даром рассказчика, далеко превосходящим человеческий, но, помня, с каким выражением Эшли передала ему эту тетрадь, он боялся, что не осилит записи Бонни.

Из первой строчки было ясно, что это молитва. И хотя Билли никогда не молился, он решил, что читать этот текст надо с благоговением.

Отец Небесный, мое сердце страждет о близости Твоей, снисхождении и совете. Даруй мне мудрость Твою, что ведает мое сердце и понимает мою боль среди стенаний моих.

У меня есть друг, близкий мне, как брат, храбрый духом. Ты знаешь его лучше, чем я. Это Билли Баннистер, сын дракона по имени Клефспир. Я видела в нем сердце воина, оруженосца, что следует уставам и не колеблясь умрет, если будет нужда биться против сил зла, спасать прекрасных дев и защищать бедных вдов и сирот. Он отважный, верный и честный, самоотверженный и неприхотливый и готовый пролить кровь за правое дело. Но какова его душа?