Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938 - Анжелика Балабанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сошлись на том, что ничего не остается делать, кроме как ждать дальнейших вестей, а тем временем использовать офис Циммервальдского движения как его штаб-квартиру. И таким образом он стал ежедневным посетителем моего офиса. Во время его визитов мы, вероятно, говорили больше о литературе и искусстве, нежели о политике, и из-за того, что я так долго была погружена в политические проблемы, эти беседы стали источником радости и разрядки для нас обоих. Позже, когда прибыли его верительные грамоты, мне приходилось замещать его во время его поездок в Москву или на различные мирные конференции, на которых он представлял российское правительство. Это был период, когда Россия делала попытки закупить сельскохозяйственную и другую необходимую технику в Швеции, и в отсутствие Воровского вести переговоры между шведскими фирмами и российскими посредниками, которые приезжали с этой целью в Стокгольм, было предоставлено мне. Это была одна из причин, по которым моя поездка в Россию все откладывалась и откладывалась.
В августе пришла весть о покушении на жизнь Ленина и объявлении «красного террора». Моя тревога при мысли о возможной смерти Ленина вскоре уступила место тревоге по поводу сенсационных сообщений о непрекращающемся терроре. Когда я услышала, что семьсот политических противников большевиков были расстреляны в качестве ответной меры, я испытала глубокое потрясение. Даже притом, что я считала эти сообщения преувеличенными, я не могла не признавать, насколько вредны они были в это критическое время для рабочего движения. По мере поступления официальных сообщений, подтверждающих размах террора, беспокойство мое все росло. Я знала, что революции не совершаются без кровопролития, и подавление контрреволюционной деятельности со стороны революционной власти было и неизбежно, и полностью оправданно. Россия была вынуждена защищать себя не только от атак мирового капитализма, но и от тысяч заговорщиков и реакционеров в пределах своих собственных границ. Но были ли необходимы массовые убийства? Не выходит ли террор за допустимые пределы? Как секретарь Циммервальдского движения и представитель революционных элементов в Западной Европе, поддерживающих Советскую республику, я считала своим долгом провести расследование и ответить на эти вопросы самостоятельно, если только таким образом я смогу защитить большевиков от их критиков и подтвердить преданность им их друзей. Я решила немедленно поехать в Россию.
На стокгольмском вокзале, как раз перед тем, как я села в поезд, мне вручили письмо от Раковского. В этом письме он писал между прочим об «ужасной трагедии», связанной с членами моей семьи, о которой он рассказывал в предыдущем письме. Так как я не получала предыдущего письма, я не могла знать, о чем идет речь, но я тут же догадалась, что что-то случилось с одним из моих братьев, жившим на Украине. К моей тревоге по поводу общей ситуации в России теперь добавилась личная тревога и опасения за его судьбу.
Я не получала ответа несколько месяцев. На финской границе мне отказали в разрешении пересечь страну, на территории которой шла жестокая война между красными и белыми. Я должна была возвратиться в Стокгольм.
Спустя месяцы, в России, я узнала правду очень необычным и абсолютно случайным образом. Однажды я выходила из канцелярии Чичерина очень поздно ночью, город был в полнейшей темноте в этот час, и один солдат Красной армии, стоявший перед зданием, предложил проводить меня до гостиницы. Он был украинцем, и, пока мы шли, он описывал хаос, последовавший за революцией, когда шайки невменяемых мародерствующих солдат, дезертировавших с фронта, предавались буйным пьянкам и террору. Убийство одного из самых состоятельных граждан Чернигова было особенно отвратительным. Пока мародеры грабили его дом, хозяина расстреляли, и тело разрубили на куски. Его жена тоже была ранена солдатами. Несколько дней спустя она умерла, не зная о судьбе своего мужа.
– Я помню, товарищ, – заметил солдат, когда я чувствовала нарастающий холодный ужас, – у этого человека была такая же фамилия, как и у вас, – Балабанов.
Вернувшись в Стокгольм, я вернулась к своим обязанностям, решив попытаться еще раз при первой же возможности совершить поездку в Россию. Однажды в мой кабинет вошла молодая женщина в то время, когда моя стенографистка ушла обедать.
– Я вдова финского офицера, – объяснила она. – Он погиб на фронте, воюя против белых. Я пришла просить вас дать мне работу секретаря или машинистки.
– Извините, – сказала я, – но у меня есть машинистка, а работу секретаря я выполняю сама. Но я уверена, что вы можете найти гораздо более интересную работу, чем работа машинистки. Раз ваш муж погиб, защищая революцию, возможно, мы сумеем сделать так, чтобы Советская республика выплачивала вам пособие, пока вы не найдете работу.
Она казалась такой подавленной и так хотела работать со мной, что мне было искренне жаль отказывать в ее просьбе, хотя было невозможно принять незнакомую женщину в свой офис.
На протяжении последующих нескольких недель она возвращалась несколько раз и возобновляла свою просьбу – всегда в один и тот же час, когда никого, кроме меня, не было. Наконец, однажды я решила выдать ей пособие, хотя она меня об этом и не просила. Когда вернулся Боровский и я дала ему отчет в расходе денежных средств, он посмотрел на меня с огоньком в глазах и сказал:
– А теперь скажите мне, сколько сирот, вдов и беременных женщин вы обеспечили во время моего отсутствия.
– Только одну, – уверила я его, – молодую женщину, вдову офицера Красной армии. Я хочу, чтобы она поступила в университет и стала хорошим активистом.
Вскоре после этого в Стокгольме произошло сенсационное «массовое убийство», за которым последовал такой же сенсационный суд. Была создана тайная антибольшевистская организация, возглавляемая известным казачьим офицером, с целью уничтожения большевиков в Швеции. Один из главарей этой группы снял в пригороде Стокгольма виллу и под видом ее радушного хозяина приглашал большевистских руководителей, включая меня, и даже наших торговых партнеров на вечеринки и обеды в своем доме. Настоящие большевики отказывались от этих приглашений, но семеро их товарищей были менее непреклонны. Их больше никто никогда не видел. Они были убиты на этой вилле, а их тела брошены в море.
В ночь после того, когда я, наконец, выехала в Россию, в начале октября, и до того как суд раскрыл подробности этого заговора, в окно моей комнаты прямо в нишу, где я спала, был брошен огромный камень. Камень упал на кровать, на которой я спала еще предыдущей ночью. На суде раскрылось, что один из заговорщиков снял комнату в одном со мной доме с целью убить меня. Он не знал о моем отъезде. На суде также выяснилось, что молодая «вдова красного офицера» была агентом этой антибольшевистской организации. Она была осуждена и отправлена в тюрьму вместе с ее сподвижниками-заговорщиками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});