Территория книгоедства - Александр Етоев

Вслед за супером от «Паломничества» стоит толстенькая «Прозрачность» Юрия Линника (Петрозаводск, 1980) – «лирические очерки из жизни северных вод», так значится в подзаголовке на титуле. Я ее читаю по крохам лет, наверное, уже двадцать пять. Но до сих пор не прочитал до конца. А книга поучительная и полезная. Действительно хорошая книга.

Далее небольшой прослойкой идут сразу несколько книжек форматом от коробка спичек до «Блокнота агитатора», если кто-нибудь такой еще помнит (при дефиците туалетной бумаги в добрые советские времена эти маленькие красные книжечки висели во всех сортирах от Бреста до Биробиджана включительно).

И. Белышев. «Умное перо». Детгиз, 1945 год. Тираж 50 000. Сказочно-фантастическая история про рассеянного ученого и двух двоечников, Ваську и Петьку, нашедших потерянное ученым умное перо. Книга, при ее немаленьком тираже, почему-то отсутствует и в авторитетном указателе И. И. Старцева (Детская литература за годы Великой отечественной войны (1941–1945). Указатель книг. М.-Л.: Детгиз, 1947), и в Плане изданий Детгиза на 1945 год (М.-Л.: Детгиз, 1945). Эту книжку с моей подачи внес в «Библиографию отечественной фантастики» (К. Ф. Бритикова, Л. Э. Смирнов. Библиография отечественной фантастики. Т. 2. СПб.: 2007) Леонид Смирнов, зафиксировав тем самым факт ее существования в литературе.

С. Маршак. «Почта военная» (Л.: Молодая гвардия, 1945). Продолжение знаменитой «Почты», стихотворения про довоенного почтальона – «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне», помните?

Следующий – «Блошиный учитель» свирепого Макара Свирепого. Приложение к журналу «ЁЖ» (Л.: Госиздат, 1930). Текст рассказа недавно переиздали в сб. Н. Олейникова «Кружок умелых ребят» (СПб.: Детгиз, 2007) – переиздали, кстати, с моей подачи.

Рядышком с Макаром Свирепым книжка «Аппарат Джона Инглиса» довоенного писателя-фантаста Валерия Язвицкого, изданная в 1930 году издательством «Молодая гвардия» с картинками художника Лузгина.

Далее книжечка пострашнее – «Убей!». Издана Политическим управлением Ленинградского фронта в 1942 году. С текстами Ильи Эренбурга и Константина Симонова. «Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов».

Следом также книжка военная: Вера Кетлинская, «Скорость» (Советский писатель, 1941). В свое время меня поразило ее начало: «Человек полз среди невысоких кустов, волоча за собой мотоцикл и держа наготове ручной пулемет». Это наш разведчик Аркадий, посланный командиром проверить, нет ли поблизости врага.

Посмотрел на продолжение полки и понял, что задача невыполнима. Книжек впереди как минимум три десятка, а нет уже ни времени, ни терпения. Читательского, в первую очередь.

Музыка воды

Верный способ, когда не знаешь, с чего начать, – начинать с цитаты. Так я и сделал, раскрыл наугад последнюю книгу Юрия Коваля («АУА») и сразу же наткнулся на фразу: «Весной 1978 года мучился, не зная, как начать письмо некоторой особе. И начал его с изображения собственных сапог».

Что ж, с сапог так с сапог. Я тут же залез в кладовку, достал свои старенькие резиновые бахилы и подумал, сколько болот исхожено в них, родимых, сколько маслят, подберезовиков, волнушек отражалось в их зеркальной резине в веселые мои грибные походы.

И стало мне отчего-то грустно. Я убрал сапоги в кладовку и вернулся к письменному столу. Потом косо посмотрел за окно, увидел небо над Озерками и вспомнил другое небо – солнечное, белое и широкое – «близорукое армянское небо».

Июль 1980 года. Ночь, жара, Ереван. В гостинице нет воды. Мы купаемся прямо в фонтане на какой-то из городских площадей. Темно, мы стараемся не шуметь, чтобы не напугать прохожих.

Мы – это Миша Пчелинцев, Гек Комаров, Гриша Беневич, Володя Чикунский, Аркаша Шуфрин, я, кто-то еще, всех сейчас и не вспомнить. Мы – участники археологической экспедиции, приехали раскапывать курганы в Араратской долине. Курганы древние, средняя бронза, две с половиной тысячи лет до Рождества Христова.

Какая роскошь в нищенском селеньеВолосяная музыка воды! —

эти строчки Осипа Мандельштама написаны как раз про то место, где наша отважная экспедиция ковыряла землю лопатами.

Аштарак, поселок, а скорее небольшой городок, в 40 км от Еревана.

Под Аштараком, между частным пшеничным полем и частным фруктовым садом, мы и разбили наши палатки.

Палатки-то мы разбили, но ночевали в них всего раза два. Первый – когда только приехали. Второй – когда над долиной пролился единственный в том году дождь. Где же, вы спросите, мы ночевали? И отчего такое пренебрежение к романтике брезентовых городов? А ночевали мы под открытым небом. Дело в том, что рядом с местом наших раскопок был недостроенный каменный особняк какого-то князька из райкома. Князек подсел, особнячок у него отобрали, и он стоял, потерянный и забытый, в ожидании будущих перемен.

Голые бетонные стены, голый бетонный пол, плоская площадка под крышу, тоже голая и тоже бетонная. Вот на этой-то бетонной площадке, подстелив под себя матрасы и накрывшись разнообразной ветошью, мы и ночевали в охотку. Представьте себе – звезды величиной с кулак, без единого огонька долина, изломанные молнии над горами, бьющие почему-то вверх. А рассветы, а прозрачное крыло Арарата, застывшее на голубой высоте. Поэтому нам не хотелось в палатки, где в брезентовых складках и под вещами прятались опасные насекомые.

Больше всего в Армении, конечно, нас донимала жара. Поэтому, чтобы спастись от жары, работать мы начинали рано – не позже 6 утра – и работали не дольше чем до 11. Примерно в полдень обедали, а оставшееся до ужина время посвящали борьбе со скукой и изучению окрестных чудес.

Первым окрестным чудом, обнаруженным нами случайно, оказался винный заводик, принадлежавший неизвестно кому. Когда мы там оказались, заводик встретил нас тишиной. Ни души, какие-то бочки и густой виноградный дух. Мы позвали, нам не ответили. Мы с минуту потоптались на месте. Вдруг из-за какого-то столбика вышел маленький человек в бороде и сказал по-армянски: «Здрасьте». – «Здравствуйте». – Мы принялись ему объяснять, какие мы хорошие люди и какую гостеприимную землю выпало нам счастье копать.

Уходили мы с завода усталые. Каждый нес по бидону хереса, еще по бутылке чачи, а перед собою, это уж сообща, мы катили круглый бочонок. В бочонке был тоже херес.

Частное пшеничное поле, о котором было упомянуто выше, мы по недосмотру сожгли. Оно вспыхнуло легко, как пушинка, и исчезло во мгновение ока. Черная пустая земля смотрела на нас печально. Мы чувствовали себя потомками тех бесчисленных пришлых орд, что несколько тысячелетий подряд оскверняли эту святую землю.

А однажды Гек привез генерала. Настоящего советского генерала, коротенького, как еловый пенек, и пьянющего, как охотники на привале.

Он с ним познакомился в ресторане, когда ездил в Аштарак по делам. Генерал был командиром полка. Они ворвались на военном «козле» в наше мирное археологическое пространство и устроили грандиозный шум. Генерал отплясывал вокруг костра трепака, ругал зловредное армянское население и проклинал свою квартиру в Ленинакане площадью в сто двадцать квадратных метров.

Он был тоже родом из Ленинграда и готов был для своих земляков сделать все, что они попросят. Например, пригнать сюда экскаватор, чтобы не гробить зазря здоровье на земляных работах. Денщик, который его привез, был мгновенно куда-то послан и буквально через десять минут вернулся с ящиком русской водки и ящиком солдатской тушенки.

Братание армии и заезжей интеллигенции закончилось зеленым туманом. Генерала мы случайно обидели, кто-то его назвал захватчиком, кажется, сам Гек и назвал. Так что ни экскаватора, ни обещанной машины с продуктами мы не увидели.

Зато мы славно съездили в Бюракан, по дороге жарили шашлыки на берегу какой-то бурлящей речки, видели каменный фаллос, найденный местными астрономами в окрестностях высокогорной обсерватории и воздвигнутый ими рядом с обсерваторскими корпусами как символ устремления к звездам. Поднимались на Арагац, заглядывали в кратер вулкана, укрывались от безумного ветра за каменным барьерчиком на вершине.

Есть у Хармса такая стихотворная сценка. «Эй, Комаров! Давай ловить комаров!» – говорит Петров. А Комаров ему отвечает: «Нет, я к этому еще не готов; давай лучше ловить котов!»

Гек Комаров, друг поэтов и сам поэт, категорически утверждал, что сценка эта написана про него. Мы с ним не спорили. Действительно, почему бы нет? Вот только ни комаров, ни котов в окрестностях нашей стоянки не было. И ловили мы скорпионов и змей, которых в каждом раскопе пряталось по несколько экземпляров.

Вот вы, кто это сейчас читает, видели вы когда-нибудь желеобразный шевелящийся шар из только что родившихся скорпионов? А белых, похожих на больших червяков, змей, охраняющих доисторические могильники? Мы подобными армянскими чудесами были сыты тогда по горло.