Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго... - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому очень прошу ходатайствовать перед Минфином о разрешении перебрасывать средства из других статей, не и с п р а ш и в а я средства на дополнительное финансирование корпункта, — в статью «командировки».
С уважением,
Юлиан Семенов.
* * *1981 год
на киностудию им. Горького
Дорогие товарищи!
Впервые просмотрев материал[98], собранный воедино и осмысленный режиссером-постановщиком концепционно, я должен с грустью констатировать, что Борис Григорьев, видимо, не смог понять специфику многосерийного политического телефильма; материал говорит о том, что режиссер тянет группу к созданию кинофильмов, а отнюдь не телеполотна.
По пунктам:
1. В картине очень мало крупных планов; такие актеры, как Тихонов, Губенко, Ледогоров, Петренко, Глузский, лишены воздуха, они вынуждены торопиться, вместо того чтобы осмыслить, смотреть вокруг себя, в работающий телевизор, в окно.
2. Боязнь режиссера «кабинета» приводит к тому, что сцена беседы Тихонова и Глузского о з а г о в о р е против республики происходит почему-то в заросшем парке, внимание телезрителя расковано, нет пристальности, нет осмысления важности, глобальности стоящей перед ЧК проблемы.
3. Сцена на мосту также не решена: третий там — лишний совершенно: сцену надо снимать в кабинете, с макетом, с кадрами, на котором мост живет своей жизнью, с возможностью остановить кадр, продумать, где строить бензоколонку, куда подгонять кран и т. д. и т. п. — об этом многажды говорили консультанты, но к их словам не прислушался наш режиссер.
4. Почему в сцене больницы герои движутся?! Это ж мешает главному — узнаванию того, что Винтер не была отправлена на вскрытие. Все это трепыхание в кадре мешает телепроизведению, показывает неверие режиссера в с л о в а автора и г л а з а наших великолепных артистов, а успех телефильма — это именно слово и лицо, глаза артистов, особенно таких замечательных, как наши.
5. Отчего в сцене в тюрьме не подложен кадр знойного неба?! Отчего актеру не дана задача томиться от зноя? Отчего он выборочно потен, а не сплошь? Отчего он не оброс бородой, отчего рубаха не порвана, отчего под глазом нет фингала?! Почему под глазами не набрякли отеки?! Его же пытают в жаркой камере! Отчего нет ни одного крупного плана в этой тюремной сцене? Почему я не вижу глаз? Почему негритянский актер т а р а б а н и т слова? Дайте ему хоть послушать Губенко, коли он играть не может! Пусть слушает!
6. Почему сцена Дик-Славин-Глэбб снята с неверием в нее?! Зачем надо рвать эту сцену кадрами похорон?! Этот монтаж — как теперь стало ясно на экране — категорически неприемлем в сложном телефильме.
Есть иные монтажные стыки: опять-таки, крупные планы, запись беседы с Лоренсом, наблюдение в бинокль за номером Славина во время этой их беседы.
Я не понимаю, отчего чуть ли не за год съемок ни разу не попробовать прием шифровок?! Почему бы не дать перед встречей Славина с Диком крупный план Тихонова и на нем текст: «Найдите возможность установить контакт с Глэббом. Попробуйте выяснить все, что можно о Кармен-Пилар Фернандес. Соблюдайте максимум осторожности. По нашим сведениям, Пол Дик не связан с ЦРУ и его отношения с Глэббом носят чисто приятельский характер. Центр».
Почему это не сделано?! Лень? Или нежелание понять ленту? Нежелание п р о б о в а т ь, искать? За последние месяцы режиссер вообще перестал звонить и консультироваться — полная глухота. Отчего? Все ему ясно? Не думаю. Не убежден.
7. Почему до сих пор актерам и съемочной группе не были показаны сцены хроники нашего акта № 3?! Ведь художник будет совершенно иначе себя ощущать, если он поймет, с чем он с о п р я ж е н! В какие события задействован!
Я бы хотел выслушать мнение Б. Григорьева — как он относится к моим соображениям.
Лишь это даст возможность внести ряд конкретных предложений по укрупнению смысла нашей телеленты.
Пока я просил бы администрацию нашей картины подобрать следующие подробные сюжеты:
а) агрессия ЦРУ в Гватемале, 1953 год; б) агрессия израильтян в Ливане в 1956 году; в) агрессия Израиля, Англии и Франции против Египта в 1956 году; г) убийство Лумумбы; д) война во Вьетнаме, переворот против Нго Динь Дьема; е) убийство Альенде; ж) убийство Омара Торрихоса; з) убийство Садата; и убийство агентами ЦРУ и израильской секретной службы, внедренными в ряды арабского освободительного движения, спортсменов Израиля в Мюнхене.
Эти кадры, — как и реакция на них в ООН, в столицах мира, персоналиями, — позволят Константинову с ю ж е т н о вести поиск связей Глэбба — Шанца, укрепляя таким образом позиции Славина.
В повести, легшей в основу сценария, доказательно и понятно расставлены все акценты — прошу простить меня за такое утверждение, я был бы рад сказать, что акценты более точны в отснятом материале, но этого сказать я не вправе.
Предложенный режиссером монтаж в нынешнем рваном виде я не принимаю, прошу собрать сцены в сцены, а не в дивертисмент! Готов предложить свои услуги и собрать тот монтаж, который бы соответствовал политическому звучанию ленты; хочу надеяться, что Борис Григорьев примет мое предложение. В случае же его отказа — я намерен защищать свое авторское право, ибо ответственность на нас лежит слишком высокая, и мы не вправе подводить тех, кто нам поверил и кто нам доверил эту работу.
С уважением, Юлиан Семенов.
* * *1982 год
Письмо Сержу Лифарю
Уважаемый Сергей Михайлович!
Сердце мое разрывалось от боли, когда я видел, как русская культура расходилась по миру в Лондоне.
Спасибо барону[99], он спас для России Коровина, Шервашидзе, Ларионова, да и самого Лифаря, купив Ваш портрет Кохно, — все это будет выставляться у Бахрушина и, понятно, в Третьяковке.
Теперь по поводу писем Пушкина и стихов Лермонтова.
Сергей Михайлович, Россия просто не сможет простить, если это уйдет в частные коллекции, Вы же знаете, как Пушкинский Дом ждет их.
Я обращаюсь к Вашему русскому сердцу, Сергей Михайлович! Жизнь человека — это память по нем.
Если Вы подарите Пушкина и Лермонтова России, память о Вашем благородстве будет вечной, а не преходящей, как в иных странах и весях: пока на виду — все говорят, а стоит отойти от дел — полнейшее забвение.
Я убежден, что Пушкинский Дом устроит п о с т о я н н у ю экспозицию дара Сергея Лифаря Родине. Разве это не жизнь в памяти народа?!
Жду Вашего письма. Возможно, у Вас есть какие-то предложения или условия. Изложите их мне.
Все-таки Дягилева издали в Москве, а не здесь, на Западе, Сергей Михайлович…
Ваш Юлиан Семенов.
P. S. Очень, очень жду Вашего ответа, каким бы он ни был[100].
* * *Начало 1980-х гг.
Ю. В. Андропову.
Уважаемый Юрий Владимирович!
Понимая Вашу занятость, я буду предельно краток, и вопросы, волнующие меня, постараюсь изложить в сугубо конспективном плане.
1. Так называемый «жанр детективной литературы», иначе говоря жанр остросюжетного утверждения подвига, сильного характера, героики, находчивости, бдительности и высокой интеллигентности, — увы, находится и в театре, и в кино, и в литературе на положении некоего коммерчески выгодного, но — тем не менее — изгоя. К сожалению, никто не хочет по-настоящему задуматься над тем, отчего именно этот жанр у наших идейных противников является отнюдь не статьей дохода, но средством в идейной борьбе.
Видимо, не стоит отнимать Ваше время на анализ вопроса: отчего так произошло в нашей литературной и театральной критике?
Видимо, более целесообразно вынести на Ваш суд некоторые организационные предложения:
а) следовало бы продумать вопрос об организации в Москве театра «Подвиг». В том случае, если Исполком Моссовета выделит нам цокольный этаж в одном из новостроящихся зданий либо, наконец, передаст один из новостроящихся кинотеатров, то большой отряд драматургов, режиссеров и актеров с радостью примут участие в создании спектаклей о наших сыщиках и военных разведчиках — с первых дней революции и до сегодняшнего дня. Убежден, что в самое короткое время такой театр завоюет широкую популярность — особенно среди молодого зрителя;
б) следовало бы продумать вопрос об организации на базе Киностудии имени Горького, которая имеет филиал в Ялте, творческого объединения «Подвиг». Здесь, так же как и вокруг театра, могли бы сплотиться кадры писателей — Михаил Шатров, Афанасий Салынский, Юрий Бондарев, Виль Липатов, Петр и Валерий Тур (с некоторыми из них я имею предварительную договоренность); режиссеры — заслуженные деятели искусств Юрий Егоров, Станислав Ростоцкий, Евгений Ташков, Борис Григорьев, Анатолий Бобровский;