Искупление – Дорога к жизни - Влад Сэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рюмка 1 – закуска – долгое молчание, ожидание наступления тепла от алкоголя по всему телу.
Сидим, молчим, ждем, наконец вот оно – тепло пошло по телу и на душе стало как-то веселее, постепенно исчезает неловкость, скоро все это перейдет в свободное общение без тормозов.
Рюмка 2 – она должна наконец развязать языки, особенно у неокрепших юных организмов.
Пока не получается – ну тогда третья.
Рюмка 3 – Ура. Получилось. Осталось только сделать так, чтобы я в свою очередь сам не сболтнуть что-то лишнее, а для этого мне нужно пить гораздо меньше своего собеседника.
Иван быстро опьянел. Он неуклюже поставил свою пустую рюмку на стол и начал говорить. Делал он это медленно, словно зачитывая чью-то заученную наизусть биографию:
– Знаешь, что у меня все спрашивают чаще всего? – спросил он у меня виновато улыбаясь.
В ответ я отрицательно мотнул своей головой.
– Про то как я стал таким. Тебе ведь тоже интересно? Наверное да, поэтому я расскажу. Я же в детстве лежал в больнице долго, очень долго, полгода, наверное, не меньше. Поначалу со мной вообще почти никто не разговаривал, только в назначенное время медсестра приходила делать уколы и перевязки, а санитарка приносила судно утром и вечером, поэтому приходилось подстраиваться. Когда я пытался с ними поговорить или что-то спрашивал, они ничего мне не отвечали, делали то, что им было нужно, а затем отворачивались и быстро уходили. Сам я не мог встать с кровати, не знал времени, не мог даже пошевелиться толком. Ноги у меня были в гипсе, а в пятках мне сделали дырки и к ним привешивали грузы для вытяжки. От этого мои ноги сильно болели, поэтому днем я все время ныл и стонал, а ночью меня обкалывали какой-то гадостью, чтобы я мог спать. Это немного помогало мне забыться. В палате кроме меня лежало еще два человека, но они были уже взрослые и по состоянию совсем тяжелые. Они почти не приходили в сознание, поэтому поговорить мне было не с кем. Так и проходили мои дни. Вскоре я начал привыкать к больничному распорядку и стал отличать понедельники, так как в эти дни был врачебный обход. Я начал их считать. На шестой понедельник мои ноги сняли с вытяжки и стало полегче, я хотя бы смог чуть привставать и садиться на кровать. Вскоре в палату пришел какой-то другой врач, по его приказу мне сделали рентген. Новый врач посмотрел на мои снимки и сказал что гипс не поможет, нужно ставить какие-то особые аппараты в кости. Услышав это, я очень обрадовался. Думалось мне что эти аппараты помогут быстрее начать ходить. Но не тут то было. Как оказалось все мучения для меня началось заново. Мне срезали гипс, при этом оказалось что он в нескольких местах просто прирос к телу, поэтому его отрывали прямо на живую, а затем мне сделали еще одну операцию – заново раздолбили кости и поставили в них какие-то спицы с железками – это были аппараты, не помню как точно они назывались, что-то типа Елезарова или Ализарова. В общем в мои ноги вогнали штыри, которые торчали наружу как у терминатора, а сверху одели корсет из каких-то железок с болтами и каждые несколько дней врач приходил к мне в палату и подкручивал их. Так прошло еще 6 понедельников, затем эти аппараты с меня сняли и я помню, что на следующий день, рано утром пришли какие-то другие люди, обычные, не врачи, без халатов. Они пересадили меня с койки в инвалидное кресло и куда-то повезли. Эти новые люди со мной тоже не разговаривали. Они везли меня куда-то далеко, но я уже особо не парился. Мне до тошноты стала ненавистна эта больница и хотелось хоть куда-то из нее вырваться. Не важно куда, только чтобы там не было людей в белых халатах и постоянно боли. Мы очень долго ехали по каким-то улицам, затем машина выехала за город. Так я оказался в том приюте для детей-инвалидов. Я настолько отвык разговаривать, что поначалу местные воспитатели решили, что я глухонемой. Они положили меня на койку и особо не парились. Первые несколько дней я провел не вставая с кровати. Затем случайно услышал, что они хотят отвезти меня куда-то в другое место, где лежат еще более тяжелые чем я. Услышав это, я начал кричать им: «Я хочу домой, отпустите меня отсюда». Услышав это, они удивились и видимо изменили свое решение, поэтому я остался в том приюте. Первое время, я любой ценой пытался научиться нормально ходить как раньше. Но, как оказалось, новая операция мне не особо помогла, кости снова срослись неправильно, к тому же одна нога оказалась короче другой, суставы в коленях почти не гнулись, а мышцы ослабели от долгой неподвижности, поэтому мне было трудно даже вставать с кровати, тем не менее вскоре я кое как научился ходить на костылях. Вот поэтому в том приюте меня все прозвали «четвероногим». На этой фразе Иван замолчал и попытался улыбнуться, словно вспоминая что-то. Я решил подбодрить его, но звучало это больше как упрек. Я сказал Ивану: «Тебе нужно попробовать забыть все это. Конечно все это потому что ты очень мало двигался и тебе придется учиться ходить заново». Иван ничего мне на это не ответил, поэтому, решив сменить тему беседы, я предложил ему еще немного поесть. Он не отказался и я выложил ему на тарелку все остатки нашего ужина. Смотря на то как Иван жадно ест,
