Ужасное сияние - Мэй Платт

Байк гнал сквозь ряску, подпрыгивал на неровностях. Шон срезал через скалистую гряду — он хорошо знал те места, но одно дело — вездеходный и почти неуязвимый раптор, другое — двухколёсная хреновина, треть запчастей ржавые, двигатель кашляет на слишком высоких подъёмах, а тормоз запинается на спусках. Под переднее колесо попался большой камень, байк вывернуло и закрутило, едва удалось удержать равновесие.

Шон не жалел машину — нужно прибыть вовремя. Если у них дело на озере, на дне мёртвого города, то понадобятся «водные рапторы» или какая-то техника для погружения, на базе она была, хотя бы чертежи — Дрейк сможет добыть и переслать.

«Ты Монстр».

«Они на тебя охотятся».

Дрейку можно объяснить. Он тугодум, по мнению большинства, но не дурак и точно не из тех, кто сначала шмальнёт в тебя из арбалета или пушки-дизруптора, а потом подумает, нахрена вообще это сделал.

Пологие Земли оправдывали своё имя — однообразный пейзаж, ряска с вкраплениями низких кустов ядовитой вишни, цветной россыпью цветоящериц, порослями камыша возле водоёмов. В небе тушки зайцев и птицы. Всегда слышен то ли крик, то ли пение каких-то тварей, жужжание насекомых — это фоновый шум, по признанию Айки, сводил её с ума первое время. В Интакте она пряталась в маленькой квартирке, включала режим полной шумоизоляции и наслаждалась безмолвием в конце рабочего дня. Она боялась насекомых — мурапчёл, тараканов, даже какого-нибудь гнуса, который мог разве что досадно цапнуть, не причинив ни малейшего вреда. Когда при ней впервые разделывали тушку зайца — Шон сам деловито отрезал кожистые несъедобные крылья, выломал прочное крепление на плечевом суставе и отбросил прочь, — её едва не стошнило. Потом она привыкла. Потом говорила, что Пологие Земли ей даже нравятся — почти как Интакт, «и здесь никто за тобой не следит; может, это и есть свобода».

Свобода наваливалась на Шона — на сотни миль ни единого разумного существа. Два или три раза ему попадались брошенные телепорты: круглые «зеркала», всегда нетронутые и как будто совершенно новые, их непригодность выдавала только обильно разросшаяся вокруг аладова трава. Однажды он как будто почуял и алада, но то ли очень далеко, то ли померещилось, потому что отвратительное ощущение только царапнуло когтем по оголённому нервному сплетению и умолкло.

Байк расшвыривал из-под колёс камни. Прохладный воздух становился суше, ряска всё чаще сменялась островками аладовой травы, песка и снова травы; твари хорошо погрызли и пожевали здешние места. Отдалённые шумы сменяла постепенно наползающая тишина.

«Обрыв трёшек» — так они назвали место, где дрались с целым выводком тварей, но перед этим те успели превратить с десяток квадратных километров каменистой земли в классическую «воронку». После битвы пытались замерить её глубину, насчитали двадцать метров, а на дне были, если верить фонарикам, ещё и расщелины, которые могли вести куда угодно сквозь толщу земной коры — до верхней мантии или ещё глубже. Проверять не стали.

В радиусе трёх часов езды не водилось ничего живого — даже птицы не залетали, ряска вымерла, зато буйствовала и резала глаза неестественной яркостью аладова трава.

Снова что-то мелькнуло на грани восприятия. Шон затормозил и спрыгнул с байка. Оглянулся — кто здесь? Лёгкие стебли аладовой травы — мягкой, почти невесомой, почти бесплотной, как сами создания, обвивались вокруг ног. Некоторые поднимались выше коленей, до бедра, но идти не мешали. Словно голограмма, а не реальное растение. Животные поедали аладову траву неохотно, только с большой голодухи, хотя она была не ядовитой и даже не горькой — абсолютно безвкусной. Шон оборвал длинный побег, и он просвечивал, сквозь податливый стебель было видно его собственные пальцы. Он растёр травинку до бесцветного сока и вытер пятерню о штаны.

Снова что-то шмыгнуло шелестом или шагами неподалеку. Он заметил «зеркало» телепорта — очередное, их везде полно, девяносто из ста не работают больше века, а из оставшихся десяти ещё восемь сбоят. Функционирующих наберётся едва ли десяток, в основном — между полисами и некоторыми базами.

Рядом с телепортами всегда много аладовой травы, а иногда и тварей.

— Эй, кто здесь?

Ему почудилась фигура на периферии зрения: как будто кто-то выпрыгнул из давным-давно мёртвого телепорта и тут же, испугавшись его, Монстра, удрал обратно.

«Ерунда».

Никого. Кто тут вообще может быть? Рапторы на своих механизмах? Ну, их-то сложно не заметить. Рейдеры? Вряд ли они сюда забираются, мёртвое место — даже не поохотишься. Аладов Шон тоже не чувствовал, их не пропустишь. Его передёрнуло, когда он припомнил тех трёшек: будто изнутри кишки выскребали, хуже только опыты Раца.

Всё дело в тишине и этом спокойствии, полуреальном из-за «демоновой поросли», как называют её в деревнях. Шон плюнул на траву. Стало немного легче.

«Ничего и никого, убедился? Ну и отлично».

Дрейк должен появиться к закату, ну, или завтра — на базе время сбивается, это он помнил. Близость Тальталя своё дело делает. Это место, кстати, здорово смахивало на овеянную дурной славой пустыню, может, и здесь часы покажут ерунду. Шон всё равно уже привык вычислять время по солнцу, звёздам и другим более или менее стабильным явлениям природы, выходило — опередил Дрейка часов на семь-десять, но он подождёт, так и задумано.

«Никого и ничего».

Он прихватил из лагеря немного каменного топлива, а из булыжников легко сложить кострище. В сумке — вяленая зайчатина, сухие лепёшки из охрянки, несколько клубней батата. Хороший ужин, ничуть не хуже любого другого.

Обрыв трёшек был спокойным местом, и Шон ждал своего приятеля без лишних волнений — костёр ещё дымил, даря приятное тепло. Он подстелил кусок мешковины, смотрел в небо, курил самокрутку тенелиста и думал: стоят ли риска предсказания старой Укки-авгура. Он был раптором и человеком из полиса и не очень верил в дикарские сказки. Он стал главой Синих Варанов — и разве он не «светился», хотя и плохо контролировал «способность».

«Они знают больше, чем кажется».

Шон вытянул вперёд ладонь. Кожа чуть открылась, оголяя зеленоватые сияющие полосы, и впервые он подумал, что эти отметины похожи на побеги «демоновой поросли». Тот же оттенок и то же ощущение какой-то нереальности.

«Полосы» исчезли. Он убрал руку.

Ладно, может, эта вся затея действительно важна. Он видел, во что превратился Кэррол и другие и опасался: рано или поздно «полосы» возьмут своё, а тело перестанет сдерживать результаты «работы» доктора Раца. Айка надеялась, что Лакос и похороненные на дне самого глубокого в Пологих Землях озера помогут.

«Там проводили