Лана из Змейгорода - Оксана Токарева

Она и вправду ощущала, как сквозь ее пальцы, словно вода через сито, уходят те, к кому она успела привязаться. Сначала Горыныч, потом Велибор и Дождирада. Кто следующий? Скорбь подсказывала ответ. Сердце холодело, заходясь загнанной ланью от тревожных предчувствий. Будущее пугало бедами, между которыми, уже не теплилось никакой радости. Казалось, даже пиво, которое пришла пора варить к их с Яромиром свадьбе, не забродив, скиснет или вспенится кровью и гноем. Тем более что любимый, пытаясь успокоить, вселял лишь новые переживания. Ибо сам он, почти исцелившись телесно, мира в душе так и не обрел.

Еще когда он, едва придя в себя, отлеживался дома, окруженный любовью и заботой своей Ланушки-лапушки, на его осунувшееся лицо нет-нет да набегала скорбная тень.

— Вот ты меня сейчас выхаживаешь, раны перевязываешь, целебными отварами отпаиваешь, кормишь едва ли не с ложечки. А Велибора Кощеевы слуги на кусочки рвут!

— Если бы ты разделил его судьбу, ему, думаешь, пришлось бы легче? — пыталась образумить милого Лана.

— Мне следовало разгадать замысел и постараться этого упрямца спасти, — хмуро отзывался ящер. — Эту уловку даже смертные используют: раскрыться, подставить грудь и таким образом достать врага. Да что там смертные! Так поступают и дикие звери. Не просто же так мужики из посада на медведей с рогатиной ходят.

— Да при чем тут рогатина? — уговаривая выпить настоянный на меду ягодный взвар, возражала Лана. — Ты разве не видел, что тогда творилось? Как бы ты вытащил Велибора, если ты сам едва из воронки вырвался.

— Следовало дождаться благоприятного момента, а не геройствовать попусту, едва не угробив Боеслава и Боемысла, — оставался беспощаден к себе ящер.

— Мудрость приходит с опытом, — убирая питье и поправляя подушки, качала головой Лана. — Велибор посмотрел на вашу попытку и понял, что наскоком Ледяного демона не одолеть. Слишком коварен и хитер.

— Эх, был бы с ним рядом Горыныч! — вздохнул Яромир.

Он забывался тяжким сном, в котором раз за разом пытался на выходе из петли подхватить пронзенное ледяным копьем тело товарища, не дав ему стать добычей Нави, и каждый раз терпел неудачу. Или, наоборот, успевал… но тогда пробуждение настигало новой болью.

— Почему нам не дали дойти до Ледяных островов? — вздыхал он, наблюдая, как Лана перевязывает и врачует докучавшие ему болью и лихорадкой запущенные раны.

— Чтобы сохранить жизнь воинам, — напоминала Лана.

— Какой толк в такой жизни, когда приходится все время оглядываться с опаской, точно собака на коротком поводке, и смотреть старейшинам в рот? Да и какой толк в войске, которое не может дать решающей сечи.

— Ну ты же слышал, что силой простого оружия Кощея все равно не победить, — продолжала терпеливые увещевания Лана. — Зато вы с Велибором отвели ото всех беду. Считай, Змейгород спасли.

— И что мы за это получили? — глядя на свое израненное тело, вопрошал Яромир. — Велибор попал в плен, а я тут валяюсь, как побитая собака, и не могу ему помочь.

— Из похода вас встречали как героев, — осторожно прикасаясь к его губам поцелуем, напоминала Лана.

— Лучше бы подкрепления прислали, — ворчливо проговорил ящер, с некоторой неохотой, но отвечая на поцелуй.

— Тогда бы ты на нашу свадьбу точно не успел, — напомнила ему Лана, пытаясь лаской отвлечь любимого от мрачных мыслей.

— Да кого теперь на наш праздник звать? — отстраняясь, поскучнел Яромир, словно питавший его магию огонь погас, задушенный льдом и скверной Нави. — Тысяцкого нет, оба боярина, которые с Боривоем тебя сватали, изломанные лежат. Город разорен.

— Ну хочешь, перенесем на полгода или год? — предложила Лана, которая и сама видела, что веселого пира, как они мечтали, вряд ли получится.

Сестры с мужьями, конечно, приедут, привезут подарки и слова не скажут на скудость угощения и бедность свадебного поезда. Но мечталось не о таком. И почему батюшка отложил торжество до осени? С другой стороны, на Купалу они бы справляли веселье под лязг мечей и посвист стрел. И тогда бы к ним точно ничто не пожаловал, кроме Кощеевых слуг.

— Как же я этот год без тебя проживу? — обжег ее взглядом синих желанных глаз Яромир.

— Раньше же как-то жил, — улыбнулась Лана, находя утешение в кольце усталых, но все еще могучих рук, с радостью отмечая, как учащенно бьется в груди любимого сердце.

Она и сама не хуже него понимала, что следующий год лучше прежнего не станет. Кощей, проложив дорогу к Змейгороду, придет со своей ратью еще. Тем более, как выяснилось после похищения Дождирады, ушел он не так далеко.

Известие о том, что и сестру воеводы не удалось уберечь, так подкосило Яромира, что он едва снова не слег, а потом отправился в совет, и лучше бы этого не делал. Сидевшая в лекарской над приготовлением снадобий Лана, опять слышала все, и каждое сказанное слово язвило хуже жгучей крапивы, которую она развешивала на просушку.

— Добились своего? — обратился Яромир к лучшим мужам Змейгорода с упреком. — Сохранили рать, рудники и золото? А русалок и так много. Одной больше, одной меньше.

— Да как ты смеешь! — возмутились старейшины. — Мы тоже скорбим об утрате! В чем ты можешь нас обвинить?

— Яромир дело говорит! — возразили вернувшиеся из похода воины. — Велибор ради Змейгорода собой пожертвовал. А мы даже сестру не сумели сберечь.

— Как получилось, что она вышла ночью за ворота? — безжалостно спросил Яромир, — Или вы скажете, что Кощей уже проник в сам Змейгород?

— Мы ее не выпускали, — оправдывались дозорные. — Она, видно, с вечера не вернулась.

— И что мы могли тут сделать? — сурово нахмурился боярин Бронислав. — Сторожа к ней приставить?

— А когда Лану с Даждьросой едва не похитили? — напомнил приковылявший на совет вместе с братом Боеслав.

— Так это все боярин Змеедар! — обиделся господарь Рудознат, один из наиболее именитых горожан, владевший самоцветными копями.

— Теперь на него все будете валить?! — со злой издевкой рассмеялся Яромир, и сердце Ланы, которая толкла в ступе горчичные зерна, зашлось от жалости и боли.

Она знала, как измучен любимый. И тяготит его уже не столько угроза, исходящая с Ледяных островов, сколько нежелание совета замечать ее реальность даже после жуткого нашествия, последствия которого предстояло расхлебывать не один год. Впрочем, об оскверненных пашнях душа болела в основном у смертных. Да и то лишь у тех, кто жил землей, а не занимался торговлей и не помогал на рудниках, которые как раз уцелели.

— Что ты предлагаешь? — устало спросил у Яромира старейшина Бронислав. — Разве ты сам не видишь, что похода на Ледяные острова мы сейчас не соберем. Оглянись и опомнись. Не только смертным,