Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938 - Анжелика Балабанова

Я без труда поняла, что она боится предложить убежище большевичке и что ее беспокойство обо мне борется со страхом за себя. Хотя я не была членом фракции большевиков, я, подобно многим другим интернационалистам, разделяла их общее отношение к войне и революции. Я не хотела разуверять свою сестру, отделив себя от них, и, зная, что будет лучше, если наш разрыв будет окончательным, я ответила:

– Да, я большевичка.

Когда на следующий день мне позвонил брат и я объяснила ему, что хочу немедленно покинуть дом Анны, он уверял, что у меня может уйти несколько недель на то, чтобы найти себе комнату для жилья. Из-за быстрой дезорганизации армии тысячи солдат хлынули в города, а вместе с развалом работы железных дорог в города потянулись тысячи сельских жителей. Даже возвратившиеся эмигранты, принадлежащие к наиболее влиятельным партиям в правительстве, столкнулись с трудностями в получении крыши над головой. Жилье высших слоев общества еще не было захвачено, как это случится после Октября, и мой брат все еще владел комфортабельной квартирой. В то время его семья была в отъезде, и по его настоятельной просьбе я решила остановиться у него, пока не смогу найти свое место при новом порядке.

Хаос в экономике и обществе, который, казалось, господствовал во всей России в этот период и который был гораздо острее в городах, чем в сельских районах, не был следствием исключительно – или даже в значительной степени – самой революции. В действительности за первые два месяца, последовавшие за революцией, и положение внутри страны, и боевой дух армии значительно улучшились, несмотря на неизбежную неразбериху, сопутствующую таким значительным политическим переменам. Ситуация, сложившаяся летом и осенью 1917 года, была всего лишь кульминацией процесса крушения, который начался в 1915 году при коррумпированном чиновничестве, включая царских должностных лиц, находившихся под влиянием Германии.

И хотя первая революция остановила этот процесс, к середине 1917 года он начался снова, и на этот раз поощрялся представителями имущих классов, особенно крупными промышленниками, которые, удовлетворившись свержением феодальной олигархии, почувствовали, что революция уже зашла довольно далеко – на самом деле слишком далеко. Даже правительство Керенского, которое в это время стремилось к некоему реформированному и просвещенному капитализму и ничему больше, находилось под постоянной угрозой и давлением со стороны правых. И чтобы сделать это давление более эффективным, а особенно для того, чтобы сокрушить власть Советов, цеховых и армейских комитетов, началась новая кампания саботажа. Закрылись фабрики, работа транспорта была дезорганизована, сознательно провоцировались сомнения и упадок духа. И хотя промышленники рассчитывали на то, что эти меры погасят революционный энтузиазм и какие-либо дальнейшие «эксперименты», их оружие оказалось лезвием обоюдоострым.

Нехватка продовольствия и всеобщая дезорганизация, которые сделали жизнь такой трудной, возымели желаемый эффект на большую часть класса мелких торговцев и даже на обычных людей на улице. «Разве не было раньше лучше?» – доказывали многие из них. Или: «Как революция помогла нам? Мы не можем есть избирательные бюллетени и прокламации». Или: «Что нам нужно – так это сильного человека у власти, правительство только болтает».

Среди рабочих и наиболее просвещенных крестьян, которые осознали важные достижения Мартовской революции[8], также царила тревога. Но их недовольство и их вопросы выбрали другое направление: «У нас есть свобода, но нет хлеба. Где наши сыновья? Почему продолжается война и за что мы воюем? Когда солдаты придут домой с фронта, что они увидят дома, кроме все того же голода? Как долго может это продолжаться? Где обещанная нам земля? Мы устали ждать, мы ждали достаточно долго».

Ленинский лозунг «Мира и хлеба» самым эффективным образом сконцентрировал в себе те настроения, которые господствовали в народе. Что-то нужно было делать.

Летом 1917 года характер революции стал уже быстро меняться по мере того, как правительство под давлением союзников стало более решительно выступать за продолжение войны, в то время как рабочие в городах – и даже большая часть крестьянства, находившаяся под влиянием более радикальных социалистов-революционеров, – неуклонно приближались к левым. И хотя старая имперская Дума номинально еще была органом, управляющим страной, реальную власть неуклонно забирали себе центральные комитеты Советов, кооперативов, союзов и армейских комитетов, избранные десятками всероссийских съездов, проводившихся в Петрограде в весенние и летние месяцы. Некоторые эти организации существовали со времен революции 1905 года. Другие, подобно армейским комитетам, были образованы после марта солдатами на фронте, чтобы бороться с влиянием царских офицеров и демократизировать армию.

Так как эти центральные комитеты и организации, которые они представляли, играли все более главенствующую роль, то именно на них различные революционные группы нацеливали свою пропаганду и борьбу за власть. Рядом этих организаций – таких как кооперативное движение рабочих и крестьян, объединявшее двенадцать миллионов человек, – теперь руководили меньшевики и эсеры; крестьянские Советы были почти целиком под влиянием последних, тогда как влияние большевиков уже начало проникать в петроградские союзы и в армейские и флотские комитеты.

Мартовская революция не решила основные проблемы мира, земли и рабочего контроля в промышленности, и становилось все более очевидно, что задолго до созыва Учредительного собрания – которое, как было объявлено, должно было состояться в декабре, – попытку решить эти проблемы предпримут сами народные массы. И хотя правые меньшевики и эсеры поддерживали правительство Керенского и входили в его состав, меньшевики-интернационалисты, возглавляемые Мартовым, и левые эсеры (которые в октябре откололись от своей партии и начали поддерживать программу большевиков) уже агитировали за более решительные действия для достижения мира. Имущие классы, как консервативная их часть, так и либеральная, были в меньшей степени озабочены проблемой мира, чем растущей революционной агрессией внутри страны. Они не делали ничего, что могло бы задеть их западных союзников, чья помощь могла еще понадобиться для защиты их от русского народа.

Вскоре после Февральской революции Советы выпустили прокламацию, в которой говорилось, что «пришло время начать решительную борьбу с грабительскими устремлениями правительств всех стран, за то, чтобы народ взял в свои руки решение вопроса о войне и мире». Позднее, 15 мая, Петроградский Совет, который тогда находился под руководством меньшевиков и социалистов-революционеров, выпустил «Воззвание к социалистам всех стран» и знаменитые «Условия мира русского народа»: мир без аннексий или контрибуций на основе самоопределения народов. Воззвание также выступало с предложением созвать международную конференцию социалистических партий и группировок всех стран.