Хищники - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разошлись от Меженцева как-то сразу. Нил отправился на свой кордон. Уралов, оказывается, расположился тут же, в «академгородке», в комнате, где жили Веселых и Кабашкин. И Ольга Арчиловна все-таки не удержалась, попросила Родиона ответить на вопросы.
– К вашим услугам,– охотно согласился Уралов.– Между прочим, был как-то следователем. Правда, милиции. Меня даже дразнили…– добавил он с улыбкой.
И Дагурова поняла: он говорил об одной из своих ролей в кино.
Первым делом Ольга Арчиловна спросила, когда Уралов последний раз видел Авдонина. Оказалось, за две недели до приезда Эдгара Евгеньевича в заповедник. В Московском Доме кино. Там Авдонин и пригласил Родиона в Кедровый. То ли в шутку, то ли всерьез сказал, что поможет Уралову вылечиться, а тот за это должен познакомить его с кем-нибудь из режиссеров, преподающих во ВГИКе. И Уралов познакомил. С маститым, известным всей стране Чаловым…
– Правда, накладочка вышла…– начал было Уралов и замолчал.
– Что именно? – насторожилась Ольга Арчиловна.
– Вспоминать теперь,– махнул рукой артист.– Человека нет, неудобно.
– Я прошу вас,– настаивала следователь.
– Подвел меня Эдик,– вздохнул Уралов.– Не хотел, наверное, а подвел. Как раз я проходил у Чалова пробы… Роль – мечта! Встречаю я его на следующий день, а Чалов так подозрительно смотрит на меня. Ты что, говорит, работника ОБХСС ко мне подослал?
– Как? Как вы говорите? – переспросила следователь.
– Ну, он так на Авдонина подумал. Эдик попросил его помочь устроить во ВГИК Марину, дочь здешнего директора… И якобы деньги предлагал. Или натурой. Соболями, что ли… Я сказал, что все это какая-то ерунда. Позвонил Эдику, он посмеялся, что у нас в кино шуток не понимают… Я думал, инцидент исчерпан. А через несколько дней узнаю – на роль не утвердили…
– Вы считаете, из-за Авдонина? – спросила Дагурова.
– Так меня уже ассистент Чалова поздравил. Все, мол, о'кэй! А тут…– Родион снова вздохнул.– Чалов вот-вот звание народного артиста Союза получит… Решил, наверное, на всякий случай меня того… Последний раз встретились с Чаловым на «Мосфильме», он поздоровался со мной как-то сухо. Короче, Авдонин ли его не понял, он ли Авдонина, но потерпевшей стороной оказался я… Времени у меня теперь во! – Уралов провел ладонью над головой.– Приехал с бригадой артистов на БАМ. И вот сегодня узнаю…– Родион задумчиво покачал головой.– Такого мужика…
Уралов искренне переживал смерть Авдонина. Вспоминал о нем тепло, как о замечательном человеке, современном, контактном, хорошем друге, не говоря уже о том, что тот был ученым, которому предстояло многое совершить.
С матерью Авдонина Уралов знаком не был. Эдгар Евгеньевич говорил, что она крупный экономист в каком-то министерстве. А отец погиб в самом конце войны, командовал флотилией в северных морях, был чуть ли не адмиралом.
Ольга Арчиловна показала Уралову фотографию молодой женщины, найденную в бумажнике убитого.
– Это же Леонелла! – сказал Уралов.– Леонелла Велижанская. Не слышали разве?
– Кто она? – спросила Дагурова, потому что это имя ничего не говорило ей.
– Вторая Мухина. Ну, скульптор… Сам Коненков когда-то обратил на нее внимание… Эдик буквально с ума сходил по ней. И Неллочка стоит! Дача под Москвой с баром в подвале, сауна, голубой «вольво»
– Не по этой ли причине и сходил Авдонин с ума? – усмехнулась Ольга Арчиловна.
– Да вы сами видите,– показал Уралов на фотографию.– В жизни она еще лучше.
– А Марина Гай? Авдонин вам не говорил о своих чувствах к ней?
– Чижик? – искренне удивился Родион.– Да что вы! Совсем девочка…– Он тряхнул головой.– И как любить сразу двух? Ведь сердце одно.
– Почему же, известны случаи, когда у человека их два. Поверьте, научный факт…
– Ерунда. У настоящего человека для любви должно быть одно. Но зато какое! – Уралов, заметив внимательный взгляд следователя, улыбнулся.
Последнее, о чем спросила следователь Родиона, говорил ли Авдонин, для кого доставал Уралов японские магнитофоны.
– Какие магнитофоны? – удивился Родион.– Я? Эдику?… У него же были сертификаты. А за границей – валюта…
– Значит, не доставали? – переспросила Дагурова.
– Он сам мне доставал. И магнитофон, и вот это, например,– Уралов оттянул нагрудный карман джинсового костюма.
И почему-то именно этот жест запал Ольге Арчиловне в голову. Родион ушел к себе (оформить их разговор протоколом Дагурова решила завтра утром), а она не могла уснуть, размышляя о том, что сообщил ей так кстати приехавший в заповедник киноартист (она сама собиралась искать его).
Для чего было Авдонину скрывать, что магнитофоны «Сони» для Марины Гай и Сократова он приобретал не через Уралова, а сам? Если это ложь, что за ней таилось? Может быть, подобных просьб было много, и Эдгар Евгеньевич тем самым хотел избавиться от них? Или оберегал свое реноме… Ученый, а достает кому-то заграничные вещи… Могут сказать: «Несолидно».
Но была и вторая нечестность. Мать Авдонина работала парикмахером в салоне «Москвичка» на Калининском проспекте. Это Ольге Арчиловне сообщил столичный следователь, который допрашивал Авдонину по отдельному требованию. Зачем Эдгар Евгеньевич выдавал свою мать за экономиста союзного министерства? Стеснялся ее настоящей профессии? Не исключено. Однако штрих к биографии, не говорящий в пользу убитого…
А эта история с режиссером Чаловым, которому Авдонин предлагал взятку в виде соболей… Шутка? Вряд ли. Такими вещами не шутят. Судя по реакции почтенного деятеля кино, предложение делали всерьез.
И кто должен был расплачиваться за помощь при поступлении Марины – Эдгар Евгеньевич или Федор Лукич? В связи с этим снова вставал вопрос: что же все-таки было между Авдониным и Чижиком? Неспроста ведь дорогие подарки, ухаживания, да и хлопоты за девочку…
Но самое главное – откуда собирался взять московский доцент драгоценные шкурки?
Вдруг Дагурова вспомнила слова Меженцева, когда они говорили о рыси: «Борьба жестокая. Хищник может стать жертвой другого хищника». Сказанные вскользь, они теперь подняли Ольгу Арчиловну с постели. И она записала их в свой блокнот.
Была суббота. Шел шестой день расследования. Идя из «академгородка» на центральную усадьбу, Ольга Арчиловна вдруг вспомнила родной субботний Ленинград. Улицы, автобусы, магазины, людей. Движущийся, мельтешащий муравейник, в котором трудно выделить, запомнить отдельное лицо. И вновь приходили на память слова ее кумира прокурора Дмитрия Александровича Ровинского: «Вон их (людей) сколько, хоть в сажень складывай, а куда как трудно найти между ними человека». Порой Дагуровой казалось, что там, в городе, многие люди не живут, а Действуют как запрограммированные кем-то автоматы, которым отведена каждому своя роль. У них нет больших увлечений, страстей.
Другое дело здесь, в заброшенном в тайге крохотном поселке. Что ни человек – индивидуальность. Взять хотя бы Сократова с его фанатичной увлеченностью. Или Аделину, которая явно затерялась бы в городской толпе. Однако же здесь живет загадочной и неповторимой жизнью, ни на чью не похожей.
А Марина Гай? Говорят: каков век – таков и человек. Нет, это не совсем так: век один, а люди разные – Нил и Марина, Меженцев и Кудряшов, их не спутаешь. Да и в городе они разные. А кажутся одинаковыми потому, что их много. Масса. И трудно выделить, рассмотреть одного. В глазах рябит. А здесь мало людей, вот они и кажутся покрупнее. На виду они и поэтому ярче, колоритнее…
С этими мыслями Дагурова и дошла до Турунгапша. Гая она застала, как всегда, в рабочем кабинете. Выбритого, в свежей рубашке. Директор заповедника беседовал с лесниками. И, узнав, что следователь хочет с ним поговорить, постарался отпустить всех поскорее.
Ольга Арчиловна начала разговор о том, в какой форме Гай просил Авдонина помочь с устройством дочери в институт.
– Это его личная инициатива,– ответил Федор Лукич, несколько удивившись вопросу, так как был убежден, что об этом следователю ничего не известно.– Но не скажу, чтобы я отказывался. Хотя…– Директор посмотрел в окно, поверх головы следователя, и признался: – Потом пожалел.
– Почему?
– Не люблю заходить с черного хода. Предпочитаю и говорить и действовать открыто, прямо, честно. И дочь тому учу.
– Значит, вы лично не просили Авдонина помочь Марине при поступлении в институт?
– Нет. Да это легко проверить. Марина поступает без всякой протекции.
Дагурова спросила у Федора Лукича, знает ли он, что незадолго до своего последнего приезда в Кедровый Авдонин обращался по поводу Марины к кинорежиссеру Чалову? (Следователь не упомянула, что сведения эти получила у Родиона Уралова.)
– Впервые слышу,– ответил Гай.– Видно, сам проявил инициативу, он ведь симпатизировал Марине.