Семенов-Тян-Шанский - Андрей Алдан-Семенов

Рядом с ним на саврасом меринке трясся Павел Кошаров. Ковровые куржумы с упакованными в них рисунками и набросками Небесных гор покачивались у седла. Павел Михайлович чему-то улыбался, должно быть тому, что он первым из художников зарисовал пейзажи Небесных гор, типы людей, их населяющих. Да, он может сказать, что поработал на славу.

Из Чилийской долины, преодолев несколько горных перевалов, Семенов вышел к Талгару, откуда начинал свое путешествие.

Был лазоревой чистоты и свежести вечер. Круглые перистые облака с Небесных гор отходили в степь, блестели замкнутые в камыши озера, волны опаленного ковыля бежали к песчаным берегам Или. Вдалеке крутилась рыжая туча пыли.

Гулкий топот обрушивался на степь, доносились лошадиное ржание, человеческие крики. В косяках пыли замелькали всадники, один из них выскочил вперед.

Семенов узнал Тезека.

Султан подлетел к нему, с маху поднял жеребца на дыбы, спрыгнул наземь. Спешился и Семенов. Они обнялись.

— Третий день мои люди дежурят на горных перевалах. Все с нетерпением ждем, когда появишься ты. Бараны зарезаны, бесбармак варится, бурдюки полны кумыса, — говорил Тезек.

На берегу Талгара, в абрикосовой роще стояли юрты, горели костры. Начался той — киргизский праздник шумного гостеприимства. Семенов и Кошаров сидели на белой кошме, ели руками бесбармак, пили кумыс, слушая рассказ Тезека о его приключениях. Он же, наклонясь корпусом, сдвинув на затылок синюю бархатную шапочку, говорил:

— Люди Тарыбека преследовали меня до водопада, что на реке Кеген. Тропинка там обрывается, под ногами водопад, по бокам — отвесные скалы, за спиною — люди Тарыбека. Что мне оставалось делать? Я взмахнул камчой — ив водопад! Лошадь погибла, но спасла меня, первые удары о камни пришлись по ней. Меня же подхватил поток и, сильно израненного, выбросил на другой берег. Два дня блуждал по ущельям, кое-как дополз до своих кочевий. Думал: попадется мне в руки Тарыбек — разорву…

— Так-таки разорвал бы? — усмехнулся Семенов.

— Он вчера у меня в гостях был, — неожиданно сказал Тезек.

— Тарыбек? — спросил ошарашенный Петр Петрович. — И что же ты с ним сделал?

— Тарыбек приехал с повинной. Он хочет перейти в русское подданство. Мы помирились, и я прошу: помоги Тарыбеку…

Той продолжался всю ночь. Ранним утром Семенов снялся с ночлега и направился в Верное.

Все население молодого городка встречало экспедицию. На соборной площади собрались сторожевые казаки и переселенцы, гарцевали на своих мохноногих лошадках киргизы. Полковник Перемышльский произнес проникновенную речь, отмечая научные заслуги экспедиции.

Петр Петрович по-своему понимал, почему его экспедиция возбудила глубокое сочувствие и привлекла всеобщее внимание. Он говорил позднее Кошарову:

— Вернеские казаки, потомки сподвижников Ермака Тимофеевича, признали нашу экспедицию своей не только потому, что участвовали в ней. Наши скитания по недоступным местам возбуждали в них живые воспоминания о подвигах предков в Сибири. Русские переселенцы, познакомившиеся с необыкновенным привольем чудесного Заилийского края, радовались: ученые люди приехали для их пользы. Они очень заинтересованы в будущности этого края.

После трехдневного отдыха Петр Петрович покинул Верное. Надо было торопиться в Петербург, а по дороге осмотреть озеро Ала-Куль. Природные условия этого озера, древние исторические события, происходившие на его берегах, давно привлекали его.

Распрощавшись с Верным, сопровождаемый Кошаровым, выехал он из Алматинской долины. На сухом сентябрьском рассвете, прежде чем покинуть Или, он долго любовался Небесными горами.

В горах клубилось черное облачко дыма — горели тянь-шаньские леса. Снежные пики Талгара одевались в розовые тона, прозрачная сетка тумана таяла от зари. Сердце дрогнуло и болезненно сжалось: светлая печать захлестнула Семенова. От волнения перехватило дух, он поднял руку, прикрывая глаза. Неужели он совсем недавно был там, за этой горной стеной, закрывшей полнеба? Бродил по зеленым ущельям, взбирался на головокружительные перевалы? Пил воду из синих вод Иссык-Куля, собирал цветы и травы на альпийских пастбищах? Неужели измерял высоту Хан-Тенгри, видел его могучие ледники? Неужели?

Все, что он видел за эти месяцы, теперь стало далеким, призрачным, почти невероятным. И уже невозвратимым. Он покосился на Кошарова — испытывает ли художник то же, что и он? Но лицо художника было замкнутым и непроницаемым. Крепко стиснув пальцами луку седла, Кошаров смотрел на рыжие илийские воды.

— Грустно, Павел Михайлович?

— Очень, очень грустно, — отозвался художник, не поворачиваясь к нему. — Грустно прощаться с Небесными горами.

— Может быть, больше не придется увидеть их, — сказал Петр Петрович. Ему хотелось найти какие-то яркие и значительные слова для прощания с Тянь-Шанем. Он не нашел их и замолчал.

— Ты что, Петр Петрович? — спросил художник. — Что ты сказал?

— Когда у меня не хватает слов, я вспоминаю Пушкина, — тихо ответил Семенов. — И с Тянь-Шанем прощусь пушкинскими стихами:

Моей души предел желанный!Как часто по брегам твоим бродиля тихий и туманный,Заветным умыслом томим.Как я любил твои отзывы,Глухие звуки, бездны гласИ тишину в вечерний час…

Не дочитав стихов, он повернул коня и поскакал на берег Или.

Глава 18

АЛА-КУЛЬ

Он сидел на кургане у каменной бабы, тупо и незряче глазевшей на Ала-Куль.

С озера дул резкий ветер, незаметно и постепенно усиливаясь. Семенову даже не верилось, что это тот страшный «юй-бэ», валящий человека с ног, опрокидывающий лошадей, разрушающий юрты.

Ветер посвистывал на одной высокой, напряженной ноте, но в посвисте этом Петру Петровичу чудились топот конских табунов, рев верблюдов, треск ломаемых копий, тяжелые удары железа.

Мерещились всадники, скачущие по солончаковой степи, унылые караваны, мелькающие в завесах пыли.

Виделись колымаги и повозки, телеги и разукрашенные кареты, скрипевшие по песчаным берегам Ала-Куля…

Посредине озера возвышалась остроконечная сопка. Сопка называлась Арал-тюбе — Островная гора. Уже восемь столетий с ней говорили цари, монахи, путешественники. Впервые об Ала-Куле упоминают в VIII веке монгольские летописи. Почему же стало известным это голое неприветливое озеро с остроконечной сопкой посредине?

Полчища Чингисхана, хлынувшие на просторы Киргизских степей из Центральной Монголии, сначала достигли Ала-Куля.