Не уходи - Маргарет Пембертон

— Не понимаю… — Люк оглядел немца, умиравшего на руках у Лизетт, застреленного им офицера и троих солдат, которых застрелил сам. — Не понимаю… — удивленно повторил он.

— Принесите бинты, — взмолилась Лизетт. — Пожалуйста!

— Не надо, — прошептал Дитер, взяв ее за руку. Он чувствовал, что англичанин стоит над ним, но не видел его. — Позаботьтесь о девушке, пока все не кончится, — еле слышно попросил Дитер. — Позаботьтесь о ней… и о ребенке. — Зная, что жизнь покидает его, он в последний раз посмотрел на Лизетт. Глаза ее были полны слез. Прекрасные глаза. Глаза, в которых мужчина может утонуть. — Я люблю тебя, Лизетт. — Голова Дитера безжизненно упала на грудь Лизетт, пальцы разжались, и рука безвольно повисла.

Она потеряла его! Лизетт всегда боялась потерять Дитера. Она любила его всем сердцем, душой и телом, и вот он умер. Рыдая, Лизетт прошептала его имя и крепче прижала к груди голову Дитера. Все, прощайте мечты о счастливом будущем!

Смущенный Люк спросил:

— Кто он такой?

— Дитер Мейер. — Лизетт подняла к нему глаза, полные слез. — Мой любимый.

— Немец? — Темные брови Люка удивленно взметнулись вверх.

— Да, немец, — с достоинством ответила она.

Даже в горе она была прекрасна. Такая трепетная, такая чистая… Люк никак не мог представить ее в роли пособницы.

— Так вы симпатизируете нацистам? — уточнил он, пытаясь хоть что-то понять.

— Нет. — Лизетт поднялась на ноги. Ее плечи поникли от горя. — И он тоже не симпатизировал.

Пораженный Люк Брендон уставился на нее.

— Все очень странно. Он же немец, да? Майор?

— Да. — Лизетт хотела чем-нибудь накрыть Дитера. Перетащить его из холла без посторонней помощи она не могла, значит, надо было подождать. Девушка прошла в гостиную, перешагивая через трупы немцев, и вернулась с большой, вышитой вручную скатертью, когда-то предназначавшейся для торжественных обедов. Аккуратно накрыв Дитера, Лизетт тихо сказала:

— Он был одним из тех немецких офицеров, которые намеревались уничтожить Гитлера.

Люк судорожно вздохнул:

— Боже, но как они собирались это сделать?

— Они хотели пронести бомбу в ставку Гитлера. После взрыва власть в свои руки взял бы Роммель и заключил мир с союзниками. Они надеялись осуществить свой план до высадки союзников, но возможности не представилось. Им не хватило времени, — с болью закончила Лизетт.

Мысли лихорадочно теснились в голове Люка. Возможно, британская разведка знает об этом заговоре, а может, и нет. Как бы там ни было, необходимо при первой же возможности сообщить информацию начальству. Посмотрев на девушку, Люк понял, что она держится из последних сил. Эх, если бы не раненая нога, он помог бы Лизетт унести из холла труп Дитера Мейера.

— Ребенок, о котором он говорил, — осторожно начал Люк, — это ваш брат? Или сестра?

Лизетт покачала головой.

— Нет, он говорил о нашем ребенке, — с невероятным достоинством ответила она. — О ребенке, которого я ношу под сердцем.

У Люка защемило в груди. Да она сама еще почти ребенок.

— Вас ждут неприятности? — смутившись, спросил он. — Внебрачный ребенок от немца…

Что-то сверкнуло в аметистовых глазах девушки, и Люк понял: это та же отчаянная храбрость, которая заставила Лизетт выбежать из замка под артиллерийским огнем и спасти его.

— Неприятности грозят моим родителям. А я уеду отсюда далеко. Если бы Дитер остался жив, мы отправились бы в Швейцарию. Возможно, туда я и поеду. Когда закончится война.

Люку было больно за Лизетт. Она рисковала жизнью, спасая его, а он застрелил отца ее ребенка. Летчика охватило жгучее желание помочь девушке, позаботиться о ней.

— После окончания войны жизнь будет очень трудной, Лизетт. Позвольте мне помочь вам. Не стоит ехать в Швейцарию. Поедемте в Англию.

Неизвестно, кого больше ошеломило это предложение: девушку или его самого. Лизетт уставилась на Люка как на безумного.

— Что вы хотите этим сказать?

Он взял девушку за руки. Люка почему-то переполняла пьянящая уверенность в том, что он поступает правильно. Ему хотелось отплатить ей добром… и более того, Люк понимал, что ему нужна эта женщина.

— Выходите за меня замуж, — сказал он. — Ребенок родится в Англии. Дитер Мейер попросил меня позаботиться о вас, а это лучшее, что я могу вам предложить.

Лизетт высвободила руки. В глазах ее застыло изумление.

— Нет… это невозможно. Вы сами не понимаете, что говорите…

С каждой секундой Люк все больше и больше убеждался в том, что такова воля судьбы.

— Понимаю. Я хочу жениться на вас и выполнить просьбу Дитера Мейера.

— Нет, — повторила Лизетт. — Мне ясно, почему вы делаете мне предложение, и я благодарна вам за это. Но это невозможно.

— Но вас станут считать пособницей нацистов, — жестко заметил Люк. — Все, кто сотрудничал с немцами, подвергнутся репрессиям. Вам необходимо начать новую жизнь… хотя бы ради ребенка. Я предоставляю вам эту возможность, Лизетт. Не отвергайте ее!

Тело Дитера лежало всего в метре от них. Лизетт посмотрела на него, и по ее лицу покатились слезы.

— Нет, это невозможно, Люк. Простите меня.

Свою неудачу летчик воспринял как временную. Он еще раз сделает предложение Лизетт, когда Дитера Мейера похоронят и она сможет рассуждать более здраво.

И тут Люк осознал, что вокруг стоит грохот, оглушительно трещат пулеметы, рвутся снаряды. Со стороны кухни послышался топот.

— Осмотреть все комнаты! — послышался приказ на английском, и Люк опустил револьвер.

— Господи! — Молодой подполковник, возглавлявший взвод десантников, ворвался в холл. Оглядев трупы немцев, он перевел взгляд на раненого Люка. — Похоже, тебе пришлось тут повозиться, — усмехнулся подполковник. — Потерпи, медики сейчас будут здесь. — Заметив девушку, он удивленно уставился на нее.

Лизетт сделала шаг вперед.

— Добро пожаловать в Вальми, подполковник, — с аристократической любезностью промолвила она и протянула руку. — Добро пожаловать во Францию.

Грег Диринг подумал: «Уж не сон ли это?» Им говорили, что на побережье нет гражданских, и он никак не ожидал, что его встретит темноволосая, темноглазая француженка, словно сошедшая с картины Рафаэля.

— Всегда к вашим услугам, мадемуазель, — улыбнулся Грег и, вспомнив о том, что он во Франции, поднес к губам руку Лизетт.

В стальной каске, из-под которой выбивались курчавые каштановые волосы, с ножом на бедре, в высоких десантных ботинках, он напомнил Лизетт средневекового воина. Она почувствовала нежность к этому человеку.

— Подполковник, не хотите ли использовать мой дом в качестве госпиталя? — предложила Лизетт.