Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков. - Молчанова Ирина Алексеевна

Лайонел вернулся лишь спустя десять минут, мокрый, но весьма чем-то дольный. Белая рубашка прилипла к телу, с волос стекали капли, скользившие по красивому лицу.

— Идем, — позвал он. Орми с ним уже не было.

Катя шагнула за невидимую границу и первое, что увидела, была ослепляюще яркая молния, прорезавшая черное небо. Серебристой стеной лил дождь, капли шуршали в пышной листве деревьев, приглушенно стучали о мокрый торф.

Зазвучал ноктюрн Мендельсона комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». Тягучая, спокойная и величественная мелодия.

Лайонел сошел с тропы, где виднелись прогнившие деревянные шпалы — все, что осталось от прежней железной дороги. Пара углубилась в темный лес, но не прошло и минуты, как вышли к небольшому пруду, на берегу которого стоял шалаш.

Внутри их поджидала Орми, повисшая на верхней перекладине.

Катя забралась вглубь шалаша и устроилась возле Лайонела.

— Как мило, — прошептала она, — я никогда не бывала в шалаше.

— Серьезно? — удивился молодой человек, стаскивая с себя мокрую рубашку. — Даже в детстве?

Катя задумалась. После чего сокрушенно покачала головой.

— Никогда. Мальчишки с нашего двора строили в лесу за площадкой шалаши и разные домики на деревьях, но меня никогда туда не звали.

— Глупцы, — фыркнул Лайонел, прижимая девушку к своей груди.

Орми шумно шмякнулась прямо перед ними, затем взмахнула крыльями и вылетела на улицу.

— Что с ней? — спросила Катя. Молодой человек засмеялся.

— Говорит, после услышанного ей необходимо отрыгнуть ужин.

— Да уж, — вздохнула девушка и грустно призналась: — Я не знаю, почему все было так… мне хотелось, чтобы меня позвали.

Лайонел медленно перебирал ее кудри, а когда заговорил, его голос подстроился под музыку у нее в голове и шорох капель.

— Если тебе что-то действительно нужно, ты этого добьешься, а если не очень, значит, так и хотелось.

Она чуть повернулась к нему и коснулась губами уголка его рта.

— Значит, первое и единственное, чего я действительно хотела за всю свою жизнь, это быть с тобой.

Он издал короткий смешок.

— И я даже построил для тебя шалаш.

Катя взглянула на завесу дождя за пределами треугольного входа из веток. Она жадно вдохнула аромат мокрых листьев и пробормотала:

— А еще я никогда не купалась под дождем.

Лайонел взялся за пуговку на ее джинсах и расстегнул молнию.

— Что может быть проще.

Они разделись, выбрались из своего укрытия и ринулись в пруд. В небе сверкнула молния, а за ней по темному небу с дразнящим рокотанием прокатился гром.

Вода оказалась прозрачной и прохладной, а дно, напротив, теплым, торфянистым. На плоских листьях водяных лилий сидели лягушки.

Девушка вошла в воду по грудь и, чувствуя прикосновения рук Лайонела к животу, прижалась к нему, запрокинув голову ему на плечо и подставив лицо под хлесткие удары колючих капель. Она прислушалась к звуку дождя на воде. Казалось, кто-то плавно покачивает пластмассовой погремушкой, наполненной песком. Он перекатывался, издавая необыкновенную музыку.

Катя проплыла до другого берега пруда и вернулась к Лайонелу. Держась за руки, они вышли из воды и забрались в шалаш.

Молодой человек усадил ее к себе на колени.

— А если Орми вернется?

— Увидит нас и улетит, потому что ей сделается дурно, — смеясь, предположил он, осыпая поцелуями ее шею и грудь.

— Так хорошо и спокойно мне не было с тех пор, как мы отплыли из Петергофа на корабле Теофано, — прошептала Катя.

Они занимались любовью, а потом лежали рядом, он с закрытыми глазами, а она, глядя на подрагивающие сверху листья. Дождь ослабел, но стук капель, падающих с деревьев, продолжал усыпляюще шуршать. Воздух был сырым и свежим.

Катя думала о том, как ничтожно мало нужно для счастья. Раньше она не понимала. Ведь шалаш, поцелуи, купание в дождь — это так просто и доступно почти каждому. Для этого не нужно менять свою жизнь кардинально, не нужно умирать и обрекать себя на вечность. Достаточно просто влюбиться.

«Так почему же я не могла быть счастлива?» — девушка вновь и вновь задавалась вопросом. Не так давно ей казалось, нет ничего хуже, чем жить как прочие. Теперь выходило, все время, которое она мечтала о чем-то особенном, ей на самом деле хотелось простейших вещей — того, что многие люди давно испытали. Она по-глупому, безнадежно отстала.

«Как бессмысленно оценивать человеческие ценности, когда многие из них стали мне недоступны», — горестно поняла она.

Над ней возникло лицо Лайонела, он смотрел на нее хмуро и обеспокоенно.

— Что с тобой?

— Ничего, — солгала девушка и попыталась улыбнуться.

Он не поверил, подпер голову рукой, а другую, которую обхватывали ее пальцы, приподнял.

— А я подумал, ты хочешь сломать мне руку.

Катя резко разжала пальцы, почувствовав, наконец, как сильно их стиснула.

— Я пытаюсь понять, почему не могла быть счастлива тогда… — призналась она. — Я бесконечно думала о том, кто я и кем хочу быть. Это несоответствие день за днем убивало меня. То ли я ненавидела себя, а заодно и окружающих, то ли любила себя настолько, что считала лучше других. Каким бы ни был ответ, в ожидании чуда я лишила себя многих радостей, не понимая, что чудеса внутри каждого, но если их не выпустить, они так навсегда и останутся ничем, пустотой.

Лайонел долго молчал, затем тихо сказал:

— А чуть позже ты будешь думать, почему в миг, когда была поистине счастлива, ты омрачала свою радость бесплотными попытками разобраться в прошлом, вместо того чтобы просто наслаждаться моментом… Хочешь быть счастливой, перестань сожалеть.

С каждым шагом по собственному дому ярость его возрастала. Взгляд ледяных глаз замирал то на новой ковровой дорожке на лестнице, то на замененных подсвечниках. Дверь в свой кабинет Лайонел отворил так медленно, чтобы позволить жертве понять, что ее ждет.

Зазаровский вскочил из-за дубового стола и выставил руки вперед, выдвигая свою главную защиту. В тот же миг его силуэт позолотило солнечное сияние, осветившее помещение.

Лайонел лишь поморщился от попадания на кожу лучей и насмешливо спросил:

— Ну и как мои дела?

— Все прекрасно, — голос Петра предательски дрогнул.

— Неужели. — С грацией хищника молодой человек прошелся по кабинету. Взгляд до прозрачности голубых глаз медленно скользил по предметам на столе, которые теперь лежали не в том порядке, что он привык.

— Ты в самом деле рассчитывал долго занимать это место? — не скрывая изумления, осведомился Лайонел. И, наслаждаясь страхом в глазах жертвы, протянул: — Я, конечно, благодарен, что ты поддерживал тут порядок… Но, надо признать, ты никогда мне не нравился.

— Лайонел, мы могли бы…

Он не договорил, огромный ягуар прыгнул ему на грудь и опрокинул на шкаф. Стекла посыпались на пол, массивные лапы припечатали вампира к полкам. Секунды сопротивления, после чего лицо исказилось от ужаса и застыло в таком выражении, глаза остекленели и вылезли из орбит, рот безобразно открылся на сторону.

Ягуар чуть отодвинулся и раздраженно скинул лапой Зазаровского с кресла.

Залетевшая в открытые двери Орми оглядела проделанную работу, прокомментировала: «Злая киса» и, зацепившись за люстру, повисла.

Ягуар выскочил в коридор, толкнул дверь, ведущую в собственную спальню. Через несколько минут Лайонел вышел из комнаты, благоухающий пафюмом и одетый в черный костюм.

Молодой человек спустился по лестнице на первый этаж, прошел по коридору и в темной прихожей резко остановился.

На пороге, где он ее и оставил, находилась Катя. А рядом с ней, крепко прижимая к себе, стояла Ксана и целовала ее. Первым его желанием было немедленно оторвать мерзавке голову. Но вместо этого он отступил в дверной проем. Однажды он сделал за Катю выбор, снова повторять ту же ошибку Лайонел не собирался.

Не прошло и пары секунд, как девушка отвернулась от губ Ксаны, попыталась вырваться. Видя, что служанка настаивает, молодой человек снова захотел вмешаться, но и на этот раз подавил в себе порыв. Катя была сильной и могла постоять за себя.