Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мировой цадик (т. е. Бог), — отвечает ей хасид, — дает ей (женщине) разрешение облечься в праведную плоть в этом мире. Вечером она соединяется с мужем, а утром она возвращается в ведение мирового цадика, а вся она во владении мужа, и это подразумевает стих из святого писания: «Цадик милует и дает» (стр. 82).
Вся эта бессмысленная речь взята целиком из «Зохара»[70], как и замечает сам автор. <…>
Но все это мелочи, и в этом отношении автор строго держится приема старых еврейских писателей. Гораздо прискорбнее то, что г.Гордон в своем очерке ничего не выяснял, не затрагивал никаких новых, до него неизвестных, бытовых сторон еврейской жизни и, главное, не высказывает никакого идеала, к которому он бы стремился, и никаких положительных воззрений, которые составляли бы его profession de foi. В «Свет, каков он есть», как и в романе г.Смоленскина, вы встречаете массу действующих лиц, бесконечные разговоры, бесконечные шутки и бесцельные восточные каламбуры, и вы не знаете, к чему все это выведено и что автор хотел этим сказать. Г.Гордон, кроме того, как и большинство еврейских так называемых прогрессивных писателей, впадает в свойственную всем им ошибку, состоящую в том, что они выставляют все старое поколение евреев какими-то извергами, идиотами, страшными фанатиками, не имеющими никаких хороших сторон, а новое поколение прекрасным, идеальным, трудолюбивым, благородным, без всяких пятен и недостатков. Все, что принадлежит к старому поколению евреев, глупо, смешно, пошло;и гадко, все же новое — мило, дорого и разумно. Между тем, в жизни мы видим далеко не то, что представляют нам quasi[71] либеральные еврейские писатели. Далеко не все старое поколение евреев испорчено до мозга костей, и далеко не все молодое прогрессивное поколение так совершенно и непогрешимо, как его выставляют. В старом поколении евреев встречаем нередко много светлых личностей, которые, правда, не получили никакого европейского образования, но, воспитанные на богатой еврейской литературе, олицетворяют собой идеал человеколюбия, честности, самопожертвования и гораздо ближе подходят к. типу лучших людей, чем многие юные наши прогрессисты. Во многих старых еврейских деятелях идея общего блага развита в такой сильной степени, что там, где дело касается действительно великого общественного интереса, они готовы жертвовать всем своим состоянием и всеми своими силами. Они, правда, очень часто ошибаются в плодотворности и истинной пользе той или иной общественной инициативы, но среди них есть здоровые общественные элементы, которые, будучи только разумно направлены, могут принести громадную пользу. Юное же и прогрессивное еврейское молодое поколение имеет все недостатки нашего практического века: крайний эгоизм, материальное обеспечение, наслаждение настоящим, равнодушие к будущему, отсутствие общественного инстинкта, тщеславие и самомнение — вот самые главные двигатели в жизни молодого еврейского поколения, успевшего вкусить кое-что из европейской образованности. Мы уже не говорим о том, что оно чуждается еврейской национальности и не хочет иметь ничего общего со своим народом, страдающим столько столетий ради национальной идеи, — но, оторванное от еврейской почвы, оно не успело еще примкнуть и к общечеловеческим идеалам, и поэтому оно живет только своей индивидуальной жизнью. Мы, конечно, не говорим о счастливых исключениях, в которых нет недостатка среди еврейской молодежи, — но общий тип так называемых еврейских прогрессистов отличается именно такими чертами, которые далеко не так привлекательны. Еврейские же беллетристы, рисуя своих героев из молодого поколения, придают им идеальные качества, любуются ими и хотят уверить нас, что они — совершенство, и, таким образом, вместо живых людей они нам представляют собственную фантазию.
Наши беллетристы к тому же не знают, в чем заключаются идеи и стремления лучшей части молодого еврейского поколения. Принадлежа, большей частью, к людям старого поколения, которые какой-нибудь счастливой случайностью освободились из-под ига Талмуда и его толкований, наши беллетристы полагают, что ярлык рекомендует человека. Имеет молодой человек какой-нибудь ярлык в виде диплома, так он должен быть непременно передовым. Коль скоро начальство аттестовало его и приложило к диплому казенную печать, то аттестуемый должен быть прекрасным человеком, — в противном случае, думают они наивно, благодетельное начальство не дало бы ему ярлыка. Поэтому большинство «светлых» героев наших беллетристов непременно доктора. Нашим писателям нет дела до того, каким образом кто достал ярлык и как он пользуется своим дипломом, но ярлык есть, следовательно, нечего углубляться во внутренний мир героя, нет нужды анализировать его поступки, и в этом ярлыке автор имеет лучшую гарантию порядочности своего героя.
В «Олам ке-минхаго» единственным «лучом света» в еврейском «темном царстве»[72] является также патентованный доктор. Автор так и называет своего героя: «Яблоня среди лесных деревьев»[73], т. е. избранник и герой. Он обладает всевозможными качествами: он молод, красив, строен, умен, благороден, великодушен, поэт, храбр, остроумен и называется непременно поэтическим именем — Альберт. Этот молодой доктор составляет душу высшего русского общества в городишке: городничий без него ничего не предпринимает, предводитель дворянства во всем с ним советуется, судья его обожает, смотритель уездного училища души в нем не чает, словом, он любимец всех. И во всем он успевает, всех он вылечивает, во всем имеет, удачу, и без него ничего не обходится. Для такого героя нужно иметь и идеальную героиню. Г.Гордон позаботился и об этом. В том же еврейском городе существует «роза между шипами»[74], и эта роза — еврейская вдовушка Сарра, которая обладает не меньшими совершенствами, чем Альберт. Она молода и красива, стройна, умна, благородна, великодушна, поэтическое существо, нежна, великолепно поет и играет, знает великосветские приличия и, когда подает варенье гостям, не забывает и маленьких салфеток, как специально заявляет об этом г.Гордон. Герой, конечно, влюбляется в героиню, героиня в героя, и после некоторых, впрочем, несущественных, препятствий они сочетаются законным браком. Влюбленная пара совершенно лишняя в рассказе, но как же представить очерк, хотя бы из еврейского быта, без романтической истории — ну, автор и позаботился об этой существенной части всякого рассказа. Из очерка «Свет, каков он есть» не видно, в чем заключается идеал героя, имеет ли он какие-нибудь задушевные идеи, мог ли бы он
