Авиатрисы - Плат Ами Д.

– Видите, графиня. О таком вы бы не узнали, посиживая дома. Только здесь можно почувствовать масштаб нашего праведного дела.

Внезапно раздался крик, и из-за палатки выпрыгнул солдат. В руках он держал мушкет устаревшей модели с пикой на конце.

– Смерть! – рычал он и тыкал острым концом в сторону чужаков. Курок был взведен, а в глазах солдата поблескивало безумие.

Эбигейл спряталась за Томаса. Командир Вонс потерял дар речи. Казалось, он испугался больше всех, но мигом взял себя в руки и решительно бросился на солдата. Повалил, отобрал мушкет, который оказался даже не заряженным. Сбежались другие рядовые и увели буйного.

– Совсем дурак! – рявкнул командир. – Ты где нашел это старье! Придумал, в кого тыкать! Руки тебе оторвать мало! Сейчас же под трибунал!

– Что за безобразие? – Томас рассердился. На прежде спокойном лице пролегли морщины.

– Простите! Некоторые у нас головой трогаются. – Вонс так и остался сидеть на земле, ожидая наказания за то, что не уследил. Но его незначительная персона не волновала Томаса.

– Как вы? – спросил он Эбигейл. Было заметно, что советник расстроен.

– Немного испугалась, вспомнила тот случай.

За спиной Томаса словно из ниоткуда возник какой-то человек. Глаза Эбигейл расширились. Секунды расплывались, норовили стать минутами и часами, а мужчина уже достал пистолет и прицелился Эби в грудь.

Щелчок. Выстрел. Томас заметил ужас на лице Эби, и лишь потом обернулся в сторону звука. Взметнулись полы плаща, Биен выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил точно в сердце нападавшего. Рука мелко подрагивала. Человек упал.

Томас подошел, выстрелил еще раз – в голову – и рванулся к Эбигейл.

Она лежала на мокрой земле и не шевелилась. Секунды стали вечностью. Успел ли Томас проклясть себя за принятое решение? Думал ли советник о подобной угрозе на войне – от своих же? Кто тот человек – обезумевший солдат или тайный член сопротивления?

Эбигейл приоткрыла глаза и застонала. Томас рухнул на колени рядом с ней, распахнул плащ. Крови не было. В нагрудном кармане лежал кожаный блокнот. В бронзовой застежке застряла пуля. Руки советника все еще дрожали.

– Вы живы?

– Кажется.

Томас расстегнул пуговицу на ее плаще – тот промок и перепачкался.

Помог Эбигейл встать и отдал свой плащ.

– Что тут у вас, капитан Вонс? – заорал Томас.

Однако Эбигейл почувствовала, что вместо обычной злости и строгости голос его чуть вибрировал. Испугался или ей померещилось?

Томас еще раз взглянул на убитого. Большое кровавое пятно разлилось по блеклой форме и стало почти черным, а другое обрамляло голову и смешалось с грязью. Лицо ничего не выражало, глаза закатились. Биен проводил графиню умыться и пошел поговорить с Вонсом.

Эбигейл знала: он не оставит покушение без внимания. Не столько из-за ее жизни, сколько из-за постоянной борьбы с сопротивлением.

– Тут и заночуем, – сказал Томас, вернувшись. – Вонс гарантирует, что других заговорщиков нет. Для вас поставили палатку, давайте покажу. Утром тронемся дальше.

– Палатку? По-вашему, в лагере безопасно? Томас, во что вы меня втянули!

– Все будет хорошо, графиня. Я пообещал, что со мной вы в безопасности. И не обманул.

– О чем вы?!.. В меня стреляли. Чудом эта пуля сейчас не в моей груди!

– Идемте. – Томас схватил ее за руку, привел к палатке и затолкал внутрь.

– Возьмите себя в руки! Сколько можно жаловаться, – принялся отчитывать он. – Вы думаете, кому-то сейчас легко? Или считаете себя неприкосновенной? Смерть постоянно кружит над нами. Смиритесь.

Биен толкнул ее на спальник. Палатка оказалась маленькой – на два места, – тесной, невысокой.

Эбигейл полулежала, Томас склонился над ней:

– У меня еще остались дела. А вы пишите заметки. Про боевой дух и то, как вас радостно встречают солдаты. Остальное забудьте. Не было!

Эбигейл понимала, что у него за дела: пытать пойманного то ли сумасшедшего, то ли члена сопротивления. Ей не нравилось думать, к каким методам Томас при этом прибегнет. И все равно поведение спутника казалось странным.

– Томас, вы первый раз убили человека собственными руками? – спросила она.

– Я уже говорил, графиня. Тому, кто вам навредит, не жить, – отозвался Томас, скривился в ухмылке и выбрался из палатки наружу.

На следующий день они осмотрели два лагеря безо всяких происшествий. Большинство солдат встречали Эбигейл с восторгом. Она говорила им добрые слова, сопровождала напутствиями и пожеланиями успеха.

Несмотря на грязь и голод, многие не теряли силы духа. Поддержка с воздуха придавала им сил.

– Иногда я думаю, что когда-нибудь вернусь домой, – сказал один солдат. – Раньше не верилось, что война может закончиться.

– Мы видели, как бомбы падают с неба, когда наступали. Истребители уничтожили склад боеприпасов, врагам нечем было отбиваться. Мы еще ни разу так быстро не занимали позицию, – рассказывал другой.

Боль в груди Эбигейл утихала.

Теперь она вместе с Томасом и взводом солдат-охранников ехала на лошади через лес. Меж тонких ветвей сгущался сумрак. Отряд возвращался к базе Нокс, но не успевал дотемна. Однако между необходимостью разбить лагерь и скакать в ночи все единогласно выбрали второе. Томас рассчитывал быть на месте до полуночи, но внезапно послышались крики.

– Посмотрим, что там? – спросила Эбигейл и направила лошадь в сторону шума.

Они выехали на опушку, где раскинулось поле. Графиня увидела деревню, над домами поднималось зарево и дым.

– Пожар! – Эбигейл поскакала вперед.

– Стойте! Нас не касается!.. – крикнул Томас, догоняя ее.

– Там солдаты! Я не вижу, какая у них форма!

– Эбигейл, стойте! Вы рискуете!

Но она не слушала, а гнала во весь опор. Приблизившись, поняла, что имперские военные стоят на окраине деревни и глазеют на пожар, ничего не предпринимая. Навскидку их было человек двадцать. Рядом на земле лежали три женщины со связанными руками и ногами.

Эбигейл остановила лошадь. Подоспел Томас, а за ним и другие солдаты.

– Что происходит? – воскликнул он, спрыгивая с коня и доставая грамоту. – Кто у вас главный?

В грамоте значилось, что Томас исполняет волю императора и премьер-министра, а это, по сути, давало ему полную неприкосновенность и свободу действий.

– Ну я главный. – Вперед выступил толстяк. Стеклянный взгляд подсказывал: сегодня он уже не раз прикладывался к бутылке.

– По форме представляйтесь.

– Капитан Шпок. Уничтожили деревню, в которой располагался штаб бунтовщиков.

– Бунтовщики в деревне? И что они делали? Репу воровали?

– Они сопротивлялись действиям армии. Мешали.

Эбигейл спешилась и хотела подойти ближе, но Томас отвел ее сторонку.

– Графиня, повторяю, здешние стычки – не наше дело. Тут не на что смотреть.

Эбигейл ни за что бы не согласилась, поэтому громко спросила у Шпока:

– Что это за женщины?

– Пленные.

– Томас, – зашептала она, – вы же не оставите их?

– Графиня де Локк, нам не следует вмешиваться в дела военных.

Эбигейл направилась к Шпоку.

– Объясните мне толком, что случилось?

Шпок молчал. Графиня достала револьвер и прицелилась.

– Ты! Говори или сдохнешь прямо здесь! – Эбигейл и сама не знала, что за волна гнева ее охватила, накопившийся страх беспомощности рвался наружу.

Шпок потянулся к кобуре, однако понял, что солдаты, сопровождавшие графиню, взяли ружья на изготовку.

– Н-не надо! – залепетал мужчина.

Но Эбигейл была сыта по горло враньем, недосказанностью и жестокостью. Томас прав насчет того, что смерть всегда рядом. И ее руки тоже в крови. Нельзя себе врать, будто она невиновная.

– Пощадите! Мы лишь выполняли свою работу! Клянусь, в деревне жили бунтовщики!

– И что вы сделали?

– Заперли всех в доме и подожгли! – Капитан рыдал.

Эбигейл взвела курок.

– Развяжите женщин.

Шпок не шевелился.