Нелегалы 1. Операция «Enormous» - Владимир Чиков

— К сожалению, я не имею полномочий обсуждать этот вопрос. Я должна посоветоваться с нашими общими друзьями. К тому же должна заметить, что автор этих сообщений живет и работает не в Нью-Йорке. Он готовит материалы и направляет их мне по собственному разумению и когда захочет. Поэтому я и впредь буду играть роль посредницы.

— Нас это тоже устраивает. Тогда я хотела бы подчеркнуть: коль мы стали участниками нашего общего дела но разгрому сильного и жестокого врага, нельзя ли получить хоть какое-то представление об остальных ваших товарищах?

Возникла пауза. Джемми смотрела на разведчицу, словно не понимая смысла вопроса. Шимель почувствовала, что ее собеседница, очевидно, не хочет отвечать на поставленный вопрос, и потому решила сама помочь ей:

— Но вы можете обсудить это со своими друзьями и дать мне ответ на следующей встрече.

— Да, мне надо посоветоваться. Но я прошу вас не сомневаться ни во мне, ни в моих друзьях.

— Хорошо-хорошо. Тогда я позволю себе задать последний вопрос: вы лично понимаете, что вступаете отныне в неофициальные отношения с представителем Советского Союза? — Задав этот вопрос, Шимель спокойно, выжидающе смотрела Джемми в глаза, как бы приглашая не спешить, собраться с мыслями.

Снова возникла длительная пауза. Шимель уже не надеялась, что получит ответ на свой вопрос, но тут вдруг Джемми, казалось, обрела мужество и смело спросила:

— Вы хотите дипломатический или честный ответ?

— Лучше сразу честный.

— Да, понимаю. Я и мои друзья осознанно идем на такое сотрудничество. Мы очень благодарим советских товарищей за их вдумчивое, внимательное отношение ко мне и моим друзьям. Благодарим за то, что вы поддерживаете наш боевой дух…

Практически это была несколько необычная по форме и содержанию вербовка Джемми. Ей присвоили тогда псевдоним Эстер, а ее другу дали заочно кличку Мэр.

Однако желательного развития событий не произошло. На последующих двух встречах информация от Мэра по «Манхэттенскому проекту» не поступила. Вызвано это было, как объяснила потом Эстер, тем, что Мэр на некоторое время потерялся и не давал о себе знать два с лишним месяца. В разговоре на эту тему лишь после некоторого размышления, когда, видимо, Эстер приняла самостоятельное решение, она рассказала о том, что источником информации является муж ее родной сестры, что называть его подлинное имя и фамилию она пока не будет, и затем сообщила некоторые установочные данные на Мэра:

— Он окончил Нью-Йоркский политехнический институт, получил диплом инженера по проектированию и эксплуатации энергетического оборудования. Работал в исследовательском центре фирмы «Дюпон» в городе Ньюпорт. Через некоторое время в числе других специалистов этой фирмы был привлечен к участию в подготовке производства атомного оружия. Первое время часто совершал поездки в те города, в которых велись исследования и эксперименты по урану. По возвращении из командировок записывал все увиденное и услышанное, а подготовленную таким образом информацию привозила в Нью-Йорк его жена Розария. Ну а я доставляла ее в ваше консульство. Сейчас его перевели в Хэнфорд на постоянную работу в атомный центр, где он и его жена находятся теперь в полной изоляции от внешнего мира. Поэтому мне трудно судить, насколько регулярными будут мои встречи с ними.

— А вы могли бы сказать, что могло побудить его пойти на такой шаг, как передача секретных сведений Советскому Союзу? — поинтересовалась Шимель.

— Оказавшись в сфере подготовки производства в Америке атомного оружия, он понял: жесткие меры секретности принимаются не столько для того, чтобы информация не попала к немцам, сколько для того, чтобы утаить ведущиеся работы от русских — союзников США по совместной борьбе против фашизма, — его возмущению не было предела. В этом он встретил сочувствие и поддержку и у своей жены, и у меня. С течением времени появилось желание как-то исправить преступные действия американской военщины. И вот однажды в беседе с сестрой я задала ей вопрос: «А не стоит ли твоему мужу сообщать советским товарищам все, что ему становится известно?» Моя идея понравилась Розарии, и она взялась уговорить мужа. Преодолев некоторую его настороженность, она все же получила согласие, но с одним условием, что кроме нас о принятом решении никго не будет знать…

— Большое вам спасибо за такое решение. Наша страна очень высоко оценивает вашу помощь и надеется на ее продолжение до победного конца над фашизмом. В этой связи не могли бы вы при встрече с Розарией и ее мужем получить от них подтверждение согласия на неофициальное сотрудничество с представителем советской разведки?

— Хорошо, я попытаюсь помочь вам в этом…

На очередной встрече Эстер сообщила, что к ней приезжала сестра, что она побеседовала с ней и та согласилась сотрудничать, но просила иметь в виду невозможность своих частых приездов в Нью-Йорк из-за установленного в Хэнфорде строгого режима секретности.

В переданной тогда советской разведке информации от Мэра содержались сведения о ходе разработки конструкции ядерных реакторов и системы их охлаждения, о технологических установках по извлечению плутония из облученного урана-238, о биологической защите и допустимых для человека дозах облучения. Информация Мэра давала достаточное представление о программе строительства комплекса по производству плутония (реакторы и предприятия по химической экстракции делящегося материала в жидкой среде), примерных сроках готовности этого комплекса к эксплуатации и его производительности. Все это позволяло с известной степенью вероятности определить сроки изготовления первых образцов атомного оружия и их полигонного испытания.

После этой встречи с Эстер Розарии был присвоен псевдоним Мэри.

Осенью 1943 года в США было создано особое разведывательное подразделение под кодовым названием «Алсос». Возглавил его главный контрразведчик Лос-Аламосской лаборатории полковник Борис Паш.

Ему предстояло выехать в Европу с первой группой ученых для сбора информации о состоянии работ по урановой проблеме в Германии. Предполагалось, что немцы в середине 1943 года имели столько радиоактивных веществ, что могли отравить все крупные города тех стран, с которыми они воевали. Однако это оказалось далеко не так. Гитлер, не осознававший революционный характер атомной физики, большой пользы от урановых исследований не видел, поэтому он сделал ставку не на атомную бомбу, а на снаряды ФАУ-1 и ФАУ-2 и при этом издал приказ о том, что никакие «урановые проекты» не должны осуществляться, если они не гарантируют в течение шести недель выпуск готового боевого оружия, применяемого на полях сражений. Однако германские физики продолжали работать над ураном и тяжелой водой. Но эти работы в зависимости от обстановки на фронтах то включались в спираль приоритетных проблем, то исключались из них. После сокрушительных поражений под Курском и Сталинградом немцы вообще отказались от идеи поставить на промышленную основу производство атомного оружия. Об этом свидетельствовали и захваченные в Страсбурге документы Вейцзекера, относящиеся к германскому урановому проекту. Изучение их американцами показало, что германские ученые в области атомных исследований в действительности отставали от США и Англии по меньшей мере на два года. У них не было ни завода для выделения урана-235, ни реактора для производства плутония. Руководители «Алсоса» не удовлетворились находкой в Страсбурге. Американцы допускали, что документы Вейцзекера могли быть оставлены там умышленно, что это был типичный немецкий прием дезинформации и военной хитрости. А работы по изготовлению урановой бомбы могли производиться в другом месте Германии. Было известно, что душой и мозгом немецкого атомного проекта являлся Вернер Гейзенберг. Там, где он работал, должна была находиться и основная лаборатория для осуществления уранового проекта. И действительно, чтобы спасти свой маленький коллектив от частых воздушных налетов и обеспечить его стабильную работу, Гейзенберг переселил свой институт в маленький городок Эхинген, в относительно безопасный район Швабских Альп. Как только организация «Алсос» узнала об этом, полковник Паш разработал операцию по захвату ученых, оборудования лаборатории и всей ее документации. Эта операция завершилась успешно: были захвачены восемь ученых, среди них были Отто Ган, Нобелевский лауреат Макс фон Лауэ, Вейцзекер, а через некоторое время и сам Гейзенберг.