Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Я поехал к Володе, меня встречает Валерий Павлович Янклович, он открыл мне дверь и повел в спальню. Там лежал мертвый Володя…»

А. Демидова: «25 июля. Приезжаю в театр к 10 часам на репетицию. Бегу, как всегда, опаздывая. У дверей со слезами на глазах Алеша Порай-Кошиц — зав постановочной частью: «Не спеши». — «Почему?» — «Володя умер». — «Какой Володя?» — «Высоцкий. В четыре часа утра».

Репетицию отменили. Сидим на ящиках за кулисами. Остроты утраты не чувствуется. Отупение. Рядом стрекочет электрическая швейная машинка — шьют черные тряпки, чтобы занавесить большие зеркала в фойе…»

В. Смехов: «25 июля, узнав о случившемся, я сорвался в театр. По дороге я нарушил правила, и меня остановил жезл милиционера. Какой у меня был каменный вид, постовой не заметил. Документы — справедливо потребовал он. И руки мои пробуют вынуть книжечку из кармана рубахи. Не выходит. Борюсь с карманом, вдруг бросил руки, взмолился: «Товарищ инспектор, не могу я… Пустите. Высоцкий умер…» — «Сам?!» — постовой резко изменился, взглянул на меня, подтолкнул рукой — мол, езжай, — а другой рукой вцепился в свой транзистор и аж простонал по всей трассе: «Слушайте! Высоцкий умер!» И тут рухнула на меня каменная гора, и мир в глазах помрачился — будто только из-за постового я впервые понял, что такое случилось на свете».

В. Янклович: «Дежурный по городу — генерал милиции — неожиданно присылает людей и требует везти тело на вскрытие. И тут надо отдать должное Семену Владимировичу: он категорически запретил вскрытие. И действовал очень решительно. А было бы вскрытие — может быть, обнаружили бы побочные явления, узнали о болезни… Последовала бы отмена диагноза… Поэтому надо было очень быстро оформить все документы, получить свидетельство о смерти. А чтобы получить свидетельство о смерти, нужен паспорт — советский паспорт. А у Володи был заграничный паспорт и билет в Париж на 29 июля. Надо было съездить в ОВИР и заграничный паспорт обменять на советский — это сделал Игорь Годяев. Потом надо было получить медицинское свидетельство о смерти, а без вскрытия это невозможно. Отец категорически против вскрытия. Позвонили знакомому врачу из Склифосовского и через него убедили патологоанатомов, что запрещение вскрытия — дело решенное. Отец тоже куда-то ездил по этому вопросу.

Леня Сульповар привез человека, который сделал заморозку тела. В конце концов, приблизительно к двенадцати часам мы получаем свидетельство о смерти — в поликлинику ездил Толя Федотов. И милиция дает разрешение на похороны.

В квартиру постепенно прибывает народ. Приезжает Любимов. Начинаем обсуждать похороны. Возникает вариант Новодевичьего. Любимов звонит в Моссовет насчет Новодевичьего. Ему отвечают:

— Какое там — Новодевичье?! Там уже не всех маршалов хоронят.

На каком же кладбище хоронить? Родители говорят, что на Ваганьковском похоронен дядя Володи — Алексей Владимирович Высоцкий, его Володя очень любил. Звоним Кобзону. Кобзон с Севой Абдуловым едут в Моссовет — пробивать Ваганьковское. Разрешение хоронить на Ваганьковском получено».

Л. Сульповар: «Я присутствовал при обсуждении — где хоронить Высоцкого. Отец настаивал:

— Только на Новодевичьем!

И все это было настолько серьезно, что начали пробивать. Попытались связаться с Галиной Брежневой, но она была в Крыму. Второй вариант — через Яноша Кадара хотели выйти на Андропова.

С большим трудом удалось уговорить отца. Тогда Новодевичье кладбище было закрытым».

В. Нисанов: «В большой комнате сидел Юрий Петрович Любимов и звонил сначала Гришину, потом Андропову… Можно ли хоронить Высоцкого — из театра? Ведь Володя не был ни заслуженным, ни народным… Гришин ответил, что хороните как хотите, хоть как национального героя…»

И. Кобзон: «25 июля в 8 утра мне позвонили близкие друзья Высоцкого Сева Абдулов и Валерий Янклович. Сообщили о трагедии, что в 4 часа не стало Володи. Потом сказали, что семья очень просит, чтобы его похоронили на Ваганьковском. А чтобы похоронить на Ваганьковском, нужно было обязательное разрешение Моссовета. Во-первых, кладбище закрытое. Во-вторых, по статусу Володя… как бы… не подходил, потому что у него не было никакого звания…

Я сразу поехал в Моссовет. У меня был там очень хороший доброжелатель Коломин Сергей Михайлович, первый заместитель Промыслова. Я ему все рассказал. Он говорит: «Да. Очень жаль Володю». Эту новость он от меня узнал. «Что ж, — говорит, — езжайте, выбирайте место. Если найдется там место, я разрешу».

Я поехал на Ваганьково. Там уже были замдиректора Театра на Таганке и отец Володи Семен Владимирович. Директором кладбища был бывший мастер спорта по футболу… Кстати, то, что пишет Марина Влади про это в своем «Прерванном полете», — вранье. Было, что я полез в карман за деньгами, но никаких тысяч я даже достать не успел. Он остановил мою руку: «Не надо, Иосиф Давыдович! Я Высоцкого люблю не меньше вашего…»

И мы вместе пошли выбирать землю. Я сказал: «Представляете, сколько придет народу… хоронить? Вам разметут все кладбище. Поэтому нужно какое-то открытое место, например, здесь», — и указал место, где теперь находится могила Володи. А тогда там был асфальт. Он сказал: «Я не против, если будет разрешение Моссовета». Я опять в Моссовет, к Коломину: «Если хотите избежать давки и большого скандала в Москве, нужно хоронить только там». — «Ну там, так там!» — сказал Коломин и подписал разрешение, чему я несказанно был рад…»

А. Сабинин (актер «Таганки»): «Когда Володя умер, мы с женой пошли к нему. Дверь открыла Нина Максимовна, спокойно сказала: „Здравствуйте. Хотите посмотреть Володю?“ Сразу из кухни вышел молодой врач, который с ним был последние дни. Открыл комнату налево. На низкой тахте лежал Володя, черный свитер, черные брюки и ни разу не надеванные черные ботиночки, они мне показались очень маленькими, и сам он показался очень маленьким… Врач зазвал нас на кухню. Там сидели Белла Ахмадулина, Сева Абдулов, Мессерер Боря. Там была и Марина, конечно. И они просто пили. Ни слова не говоря, Боря открыл холодильник, достал новую 0,75 „Пшеничной“, скрутил пробку, налил мне две трети чайного стакана, я хлобыстнул, налили жене, она хлобыстнула. Немножко постояли… И молча ушли…»

С 26 июля в зарубежной печати появляются первые отклики на смерть В. Высоцкого (советская пресса молчит, если не считать крохотного некролога в «Вечерней Москве»). 26 июля в газете «Нью-Йорк таймс» (напомним, она из всех американских изданий чаще всего писала о нашем герое), в статье «Владимир Высоцкий, советский актер и бард, умер от сердечного приступа», журналист Крег Уитни сообщал: