Время для жизни - 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала Косов сам, личным примером, так сказать, потом — вместе с отделением, а потом и уже взводом, стали оказывать помощь друг другу. Во всем — в учебе, в физической и строевой подготовке, в несении нарядов. Казалось бы — чего непонятного — вечером помочь натаскать воды кухонному наряду. Не десять раз двоим за водой сбегать, а — по разу десятерым парням. И та же чистка картошки на следующий день! Толи двоим полночи сидеть над бачками, толи десятерым — работы на полчаса! И ведь хочется — «забить» на это дело, поваляться на койке перед отбоем, погреться у уютной «буржуйки», но! В следующий раз — хрен кто тебе придет на помощь! Так что… поднимай жопу и вперед, таскать воду, чистить картошку, отмывать туалет.
Погода продолжала — не радовать! Дожди шли — то сильнее, то — послабее, но все равно — холодно, сыро, очень мерзопакостно! Ну и настроение — под стать.
Вечером, в очередной раз помогая наряду чистить картошку, в задумчивости Косов затянул:
— Черный ворон! Что ж ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не дождешься –
Черный ворон — я не твой…
Пел тихо, больше для себя — создавал фон настроению. Когда он смолк, Капинус протянул:
— Чего-то ты, отделенный, белогвардейские песни поешь…
«О как! Вот так, блядь!» — опешил Косов.
— Ты, Капинус, с чего взял-то, что эта песня — белогвардейская?
— Ну так… казачья же песня. А казаки кто? Беляки!
— Виталя, Виталя… вот ты сейчас попал пальцем в небо! Даже я бы сказал — в жопу пальцем ты попал. Песня эта была известна задолго до Революции и Гражданской войны. И пели ее не только казаки, много кто ее пел. Да и с чего ты взял, что казаки — беляки? Не меньше половины их с самого начала воевали за красных. То есть — за большевиков. Вон — «замок» наш, Ильичев — из казаков забайкальских. Спроси у него — сколько казаков в красных партизанах против белых повоевали. Или вон — старшина Захаров! Тот из кубанских казаков, из пластунов. С самой Революции — за большевиков. Всю Гражданскую прошел. Так что… ты бы, Капинус молчал, если ничего умного сказать не можешь! Или фильма «Чапаев» не видел? Там же Василь Иваныч тоже «Ворона» напевает!
Капинус сначала пытался что-то сказать в возражение, но потом примолк и сидел насупившись.
— Правильно, Косов, ты его срезал! Правильно! Глупость ты, Капинус, сказал. Вот не будь я замкомвзвода… я бы тебе вдарил, за такие слова! Ох и вдарил бы! — «как-то незаметно Ильичев подошел, в потемках!».
— А спел ты, Иван, хорошо! Душевно спел! Я тоже эту песню очень люблю! А еще что-нибудь знаешь, из таких…, - обратился Ильичев к Косову.
— А как же… Только вроде бы уже отбой был! Не влетело бы нам, товарищ сержант…
— Да не… мы тихонько же…
— Ну ладно…
— Ой, то не вечер, то не вечер!
Мне малым мало спалось.
Мне малым мало спалось,
Ой да во сне привиделось…
— Так, товарищи курсанты! А что это вы после отбоя не спите? Картошку чистили? Ну да… дело хорошее — товарищам помочь. Только картошка почищена, и команду отбой нужно выполнять! — «как-то незаметно «Карась» подошел! Хорошо, что хоть допеть успели. Или — он дал допеть!».
— А Вам, товарищ сержант, нужно ответственнее подходить к соблюдению подчиненными распорядка дня! Имейте это в виду! — сделал Карасев замечание сержанту.
— Есть, товарищ старший лейтенант! Виноват, больше не повторится! — вытянулся Ильичев.
— Я же говорил тебе… А ты — давай споем, давай споем! — бурчал негромко Косов, возвращаясь в палатку.
— Да ладно… Потом, как-нибудь споем, когда никто мешать не будет! — отмахнулся Степан.
— Степа! Не слышал, что там командиры говорят — когда лагерь сворачивать будут? — поинтересовался Косов у Ильичева, — это же не занятия, а какие-то игры на выживание! Дожди хлещут и хлещут. Холодища и слякоть… какие уж тут занятия? Ни строевой, ни физической подготовки. Народ болеть начинает, с соплями все по колено!
Так оно и было. Подвела погода, сорвала все планы руководства училища по проведению курса молодого бойца. Оно, конечно, можно днями сидеть по палаткам, изучать уставы, и оружие, но комплекса занятий — уже не получиться. И «сопливых» в палатке медицинской уже полно, и даже пятерых уже увезли в город, в санчасть или госпиталь. У тех — что-то серьезнее, чем просто простуда. Фурункулез у бойцов попер массово — сырость, холод, грязь делали свое дело.
Ильичев сам шмыгнул носом, потянул с силой воздух, пытаясь раскочегарить почти погасшую папиросу:
— Да-а-а… споры и ругань стоит! Военврач требует прекратить все эту богадельню и вывозить батальон в казармы. А комбат — боится «нахлобучку» от начальника училища получить. Курс подготовки-то фактически сорван! В прошлом году, говорят, лагерь стоял почти до середины октября. А сейчас — только сентябрь за середину перевалил.
— И что?
— Да хрен их знает! Титьки мнут… отцы-командиры! Все думают — вот-вот и погода наладиться… Ладно, Ваня! Наше дело телячье — обгадился и стой, жди, пока подмоют…
«Ну и хули ждать? Мы чего здесь… в Павку Корчагина играем? Узкоколейку строим? Так — нет же! Там народ ради дела страдал, а здесь? Вывези батальон в казармы, и занимайся тем же самым — хоть до посинения! Плац — есть, учебные аудитории — есть, спортгородок — есть! Но там хоть у курсантов будет возможность помыться по-людски, форму просушить, спать в тепле, в тепле же и прием пищи осуществлять… М-да… долбоебизм и перестраховка — а ну как начальник комбата на «притужальник» возьмет? А то, что… еще недельку так… и половину нужно будет в госпиталь везти… так за здоровье личного состава отвечает медсанчасть!».
А после отбоя… да и днем — тоже, когда время есть — бу-бу-бу… со всех сторон! СССР начал западный освободительный
