Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Может, пробьемся, атаман…, - неуверенно проговорил кто-то из башкир.

— Пробьемся, конечно, — спокойно ответил юноша, удерживая на месте коня. "Однако жену свою я на смерть не отправлю. Хватит и того, что отец мой у них в заложниках. Все, — он коротко кивнул, — скоро увидимся".

Кинзя проводил его глазами и угрюмо заметил: "У них пять сотен с той стороны, и две — там, где татары стоят, а у нас, — он обвел глазами отряд — два десятка человек".

— Ну и ляжем костьми, — зло выкрикнул кто-то из всадников, — а все одно — не покоримся им.

Кинзя посмотрел на густой, еловый лес, что покрывал склоны гор, на серые, острые скалы: "Это уже как Аллах решит, все в его воле. Подождем".

Салават спешился и, потрепав коня по холке, остановился перед входом в избу. "Как тут хорошо было, — вспомнил юноша, — все же цвело вокруг, летом. Пчелы летали, я за медом сходил, мы разламывали руками соты, и смеялись. В озере была вода совсем теплая, светила луна, тут, на песке мы и лежали. Помоги мне Аллах".

Он снял с седла кожаный мешок и толкнул дверь. Она сидела за столом, наклонив изящную, непокрытую, белокурую голову, что-то шепча, вглядываясь в страницы потрепанной тетрадки.

— Милый! — Марья вскочила, и, улыбнувшись, закинула ему руки на шею: "Надолго? Что такое? — она разгладила пальцем складку меж его бровей. "Случилось что-то? Ты садись, — девушка покраснела и убрала тетрадь, — я тут читать учусь, ты же мне буквы арабские написал. Чай сделаю, а потом накормлю тебя, как следует, мясо варить поставлю".

— Мариам, — он прижался щекой к ее щеке. "Мариам, любовь моя, послушай…"

Она стояла, опустив руки. Потом, обернувшись к сундуку, Марья открыла крышку: "Там русские отряды. Вот я сейчас переоденусь, поеду и с ними поговорю. Чтобы нас выпустили".

— Нет! — крикнул юноша и тут же помотал головой: "Прости…, Я не хотел кричать. Никуда ты не поедешь, Мариам, они тебя убьют на месте, или возьмут в плен, а потом…, - он махнул рукой. "Я не позволю".

— Но я же русская, — она упрямо достала из сундука шаровары, рубашку и короткий полушубок. "Русская, Салават. Они меня послушают…, Я им скажу…"

— Что ты им скажешь? — он подошел и взял из ее рук одежду. "Тебя не пощадят, Мариам, я же бунтовщик, изгой, а ты — моя жена. Ради него, — он все стоял рядом. Потом, крепко обняв ее, Салават добавил, положив руку на живот: "Ради него, я прошу тебя, любовь моя. Пусть он живет".

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — зло сказала девушка. "Не позволю этого".

Салават поцеловал светлые, пахнущие печным дымом и травами волосы: "Это только Аллах решает, любовь моя. Кинзя здесь, он тебя уведет на юг, там побудешь до родов, а потом, — он вдруг, мимолетно улыбнулся, — возвращайся к своему народу".

Юноша увидел слезы в лазоревых глазах: "Не надо, счастье мое. Я не могу с тобой уйти — мой отец у них в заложниках, да и, — он все прижимал ее к себе, — не могу я своих людей бросить".

— А свое дитя — можешь? — Марья вырвала у него одежду и ушла за пестрядинную занавеску. "Как я без отца его растить буду? — донесся до Салавата ее голос.

Он опустился на лавку, и, положив руки на стол, бросил на них голову: "И, правда, как я могу? Но что, же я за человек, если башкиров оставлю?"

Он внезапно почувствовал, как Марья обняла его сзади, и услышал ее тихий голос: "Прости. Ты делай то, что должно тебе, любимый мой".

Салават, не поворачиваясь, нащупал медальон у нее на шее: "Маленькому потом отдай. Или маленькой. Она будет такая же красивая, как ты".

— А он — смелый, как ты, — Марья все обнимала его. Салават, взяв ее руку, поцеловав, заставил себя сказать: "Милая…, Мне с тобой надо развестись".

— Зачем? — непонимающе спросила девушка.

Салават усадил ее к себе на колени — маленькую, легкую, в шароварах и полушубке, и улыбнулся, заправляя ее косы под баранью шапку: "Чтобы ты потом могла выйти замуж, и быть счастлива, любовь моя. Я тебе напишу, — он вырвал лист из тетради, — напишу все по-арабски — что ты была моей женой, что я с тобой развелся, что у тебя — мое дитя. Положи в медальон, если потом будешь выходить замуж за правоверного — покажешь имаму, и все будет хорошо".

— Не будет, — Марья следила за его быстрой рукой. "У тебя шрам новый, — заметила девушка.

— Ничего, — Салават отмахнулся, — клинком зацепило, заживет. "Если не убьют, — мрачно подумал он. "Хоть бы отца отпустили, старый же человек. Я-то ладно, пусть что хотят, то и делают, выдержу, а вот он…"

Марья положила свернутый лист бумаги в медальон: "Почему я не могу тут остаться?"

— Потому, — Салават опять поцеловал ее, — что тут скоро все будет кишеть войсками, и тебя найдут. Ты не можешь одна рожать, тебе будет нужна помощь. Кинзя тебя довезет до устья Яика, там ваши казаки живут, там безопасно. Держи, — он передал Марье кожаный мешок.

Девушка развязала горловину и застыла — золотые самородки тускло блестели в свете пасмурного, зимнего дня.

— Тебе и маленькому, — улыбнулся Салават, поднимаясь, — там много, на всю жизнь хватит. Не плачь, я прошу тебя, — он коснулся ее щеки, — не плачь, моя Мариам. Что бы со мной ни было — я всегда буду любить тебя. Пойдем, — он кивнул на крыльцо, — свидетели нужны.

— Как при свадьбе, — горько подумала Марья, почувствовав на лице холодный ветер. "Господи, — она коснулась иконы в тайном кармане полушубка, — помоги ты ему, пожалуйста. Пусть не погибнет, Господи, двадцать же лет ему всего. И дитя наше сохрани, молю".

Двое мужчин спешились поодаль. Салават, не глядя на жену, незаметно вытерев глаза, громко сказал: "Жена моя Мариам свободна".

— Три раза надо повторить, — Марья сглотнула и украдкой перекрестилась. "Господи, он же плачет. Бедный мой, любовь моя…"

— Все, — Салават посмотрел в лазоревые глаза. "Там тропинка, Кинзя ее знает, выберетесь отсюда. Храни вас Аллах, счастье мое, Мариам…"

Юноша отвернулся. Марья, ловко села в седло низенького, буланого конька: "А у меня даже кинжала нет. Ничего, Кинзя со мной, он меня защитит".

— Я прошу тебя, — Салават наклонился к уху друга, — прошу тебя, Кинзя, ради Аллаха — чтобы с ними все хорошо было".

— Обещаю, атаман — башкир склонил голову. Всадники, тронув коней, поехали шагом к незаметному проходу в скалах.

— Вы впереди меня езжайте, Мариам-хатын, — попросил Арсланов, — так безопасней будет, там нет по дороге никого.

Марья обернулась и посмотрела на Салавата. Легкий снег покрывал его темные волосы. Девушка подумала: "Как будто поседел, сразу, за одно мгновение".

— Я люблю тебя, — одними губами сказал юноша.

— Я тоже, — она закрыла глаза, и, тяжело вздохнув — проскользнула на узкую, вьющуюся среди камней тропинку.