Я - Степан Разин - Валерий Строкин

* * *

Вот она - небольшая комната: лавка, укрытая овчиной, вымазанная красной глиной, новая печка, треск поленьев, по комнате расходится тепло, по углам нет никаких образов, на стене - старый персидский ковёр, на котором висят две сабли - одна из них принадлежала Леско, три заряженных пистоля. На столе ровным пламенем горит лучина, освещая синюю скатерть, чарку, кувшин, тарелку с ржаными лепёшками и сухой таранькой. Тени стоят ровно, не шелохнуться. За окном, затянутым бычьим пузырём, притаилась ночь. Слышится скрип снега снаружи ходит караульный. Я сижу, подперев голову, уставившись невидящими глазами на играющее пламя. Поскорее бы весна - как я её жду! Она поможет начать всё сначала и иначе - я не сделаю больше тех ошибок, которые совершил во время похода на Симбирск. Надо обязательно покончить с домовитыми, с Корнилой... Весна... Трещат морозы, ветер заносит Кагальник новым снегом, у стен домов растут сугробы, казаки от безделья пьют. Я приказал залить валы водой - они покрылись скользким, ледяным панцирем... Весна, где ты? Ночи длинны и бесконечны... Огонь, чарка... Весна...

Новости приходили несчастливые: Фрол доносил, что в Царицыне неспокойно, Василий Ус тяжело болел в Астрахани - хорошо ещё, что рядом с ним был Фёдор Шелудяк. Поднял голову Корнила, сзывал к себе домовитых, грозился идти на Кагальник и пленить вора Стеньку. Старик мечтал оправдаться перед Москвой, что допустил на Дону такую крамолу - хотел выслужиться, доказать свою преданность. Крестьянские отряды били в лесах, крестьяне разбегались и прятались по деревням, а разгневанные бояре и дворяне ловили их и вешали.

Весна. Я жду весны... Где же ты, весна?..

Хлопнула дверь. Я насторожился - странно, что караульный не остановил вошедшего. Вспорхнула занавесь, отделяющая комнату от прихожей. Я прищурился, пытаясь рассмотреть гостя. Передо мной стоял высокий, широкоплечий казак, заросший густой чёрной бородой и длинными усами. Из-под густых, чёрных бровей весело и радостно блестели глаза. Из-под распахнутого овчинного тулупа торчал белый кафтан, ставший чёрно-серым от долгой службы. В этом кафтане есть что-то знакомое... Я пытаюсь вспомнить, кто же носил такой белый кафтан.

- Здорово, батька! - гаркнул казак.

Я срываюсь с места - только по голосу и можно было узнать Микифора Чертёнка.

- Чертёнок! Сам Бог тебя ко мне послал!

Мы крепко обнимаемся. Я усаживаю его за стол:

- На-ко с дороги чарку и рассказывай, рассказывай свои новости.

- Да нечего рассказывать, батька, - Чертёнок хмуро улыбается и, насупив брови, выпивает чарку, тянется к лепёшкам, жуёт, смотрит на меня, наконец, нехотя произносит: - Бьют нас поганые воеводы!

По губам гостя ползёт злая улыбка.

- И откуда ты, Чертёнок?! - я рад ему, такие люди мне сейчас очень нужны.

Такие, которым я верю, как самому себе.

- Из-под Тамбова. Степан Харитонов остался - ещё воюет по засекам, Микифор тяжело вздохнул. - Холодно, - он покосился на печь и скинул на пол тулуп. - Крестьяне устали и запуганы, не хотят больше воевать, разбегаются по домам, - он махнул рукой, сам налил себе чарку, выпил. - Не научились они воевать. Туда бы тысячу казачков - навели бы шороху! Крестьяне же с вилами и дубьём. Воюют они, не жалея себя, но бестолково - для воевод они не сила, а малая помеха.

- Но воюют?

- Пока воюют.

- Придёт весна, и двинем мы, Чертёнок, по новой - выведем всех бояр, объявим народу волю!

- Весной крестьяне не пойдут.

- Татары поднимутся, калмыки, мордва, марийцы, донцов подниму. Сейчас силу в Царицыне коплю - там Фрол с Шумливым заправляют. Так что люди будут.

- Это хорошо - бояре здорово крови нашей попили. Счёт к ним был большой, а стал ещё больше. Я к тебе едва пробрался, - Чертёнок зевнул. Всё мечтал отогреться, отоспаться, отдохнуть до весны, - он тихо рассмеялся невесёлым смехом и вцепился руками в чёрные, смоляные кудри. - В Арзамасе лютует Долгорукий, город залит кровью. По всему Арзамасу виселицы стоят, повешенные гроздьями висят по сорок - пятьдесят человек. Говорят, что всего казнили до одиннадцати тысяч.

Я налил ему чарку:

- Пей, Микифор.

На голове тревожно запульсировала симбирская рана. Я стиснул виски пальцами.

- Ничего, Микифор - весной... Придёт весна и как только сойдёт снег, мы за всё поквитаемся с Долгоруким, Барятинским и другими.

- Поквитаемся, - согласился начавший хмелеть Чертёнок: - В Галичском уезде ведёт сыск воевода Семён Нестеров, в нижегородском - Бухвостов. Перехватил его отписку в Москву - страшное пишет, сволочь! - Чертёнок грохнул кулаком по столу и беспокойно посмотрел на меня.

- Мы ещё живы - есть кому начинать дело! - я хлопнул есаула по плечу. Вот придёт весна.., - я посмотрел на окно - на улице начинала завывать вьюга.

- Да, придёт весна.., - задумчиво отозвался Чертёнок. - Может и Харитонов вслед за мной объявится - тяжело сейчас воевать... Знаешь, теперь даже не вериться, что мы когда-то гуляли по Персии. Славные, батька, были времена!

- Ещё славнее будут - вот сделаю тебя воеводой Москвы!

Чертёнок рассмеялся:

- За то и выпить не грех!

Я налил чарки:

- Как думаешь, Микифор - выстоим до весны?

- Выстоим, батька - не так просто отнять у крестьян волю, когда они её на вкус попробовали. Знают теперь свою силу.

- И я так думаю.

Ударили чарками, выпили. Вьюга за окном всё усиливалась - я услышал, как охранник вошёл в сени.

- Гей, казак - иди, выпей чарку!

В горницу вошёл замёрзший, высокий, широкоплечий казак в запорошенном снегом тулупе. Мохнатая шапка была надвинута на самые брови.

- Видишь, какие у меня молодцы?! - я протянул казаку полную чарку.

- Вижу. - Чертёнок кивнул кудрявой головой. - Хороший казак.

- Благодарствую, атаман! - поклонился казак и ловко опрокинул чарку себе в рот.

- Ай да казак! Каков питок! - рассмеялся Чертёнок. - Налей ему ещё одну, батька!

- Пусть выпьет, - я подал стражнику вторую чарку.

- Благодарствую, атаман, - повторил казак и так же лихо выпил.

- Теперь хватит, - сказал я.

- Благодарствую, атаман! - громко произнёс казак в третий раз и вышел в сени.

- Хорош казак! - повторил Чертёнок. А знаешь, батька, какой у свободы вкус?

- Знаю - у неё вкус крови! - я посмотрел Чертёнку в глаза - немало они увидели, узнали и впитали в себя, как земля впитывает воду, раз спросил про такое. - Ничего, Микифор, поднимемся - за нами Астрахань, Царицын, Дон, - я не успокаивал его и, тем паче, себя - говорил то, что есть и даже не мог подумать о поражении.

Никто о нём не думал, просто после затяжной войны и зимнего безделья в наши сердца прокралась усталость и желание поскорее всё закончить. Может быть, Харитонов поэтому не спешил покинуть тамбовские леса - верил, что скоро придёт с несметной силой батька-атаман, сметёт с пути бояр, дворян и воевод и откроет путь на Москву.