Впереди - самое лучшее - Мари Феррарелла

— О, — протянул он задумчиво, — полагаю, что уже в достаточной мере доказал, что я не святой.

— Верно, вы с успехом доказали, что вы не святой, — храбро согласилась она. — Давайте разберемся, кто вы на самом деле такой.

Он поменялся с ней ролями.

— А что вы думаете обо мне?

Ответить на этот вопрос не составляло труда.

— Вы сын миллионера и одновременно глава собственной быстро развивающейся компании.

Шайен не посмела прибавить к этому, что он невероятно чувственен и пленительно сексуален. Впрочем, он не раз слышат эти слова. И ему не обязательно слышать то же самое от нее.

— И это все?

«Он отнесся к моим словам так, словно перечисленное мною — пустяк, — подумала она. — Люди всю жизнь работают на износ. Однако у них и сотой части нет того, чем обладает он. Но те не рождаются в рубашке».

— По меркам некоторых людей, — подчеркнула она, — это много.

Последняя фраза въелась ему в печенки. Уж не снисходит ли она до него?

— Но не по вашим.

— Мы говорим о вас, а не обо мне.

— О, как бы мне хотелось обнять вас. Не спеша… — Его голос замирал по мере того, как перед его внутренним взором картинка становилась все живее. И тут в ее глазах он заметил раздражение. — Простите, минутная забывчивость. Вернемся к интервью и вашему страшно ограниченному понятию обо мне.

«Кажется, его самого интервью чрезвычайно забавляет», — подумала Шайен, спрашивая себя, уж не разыгрывает ли он ее. Но ничего, интуиция поможет ей отделить вымысел от правды.

— Правильно, поучите меня. Расширьте, так сказать, мой кругозор. — Она даже подсказала ему, с чего начать. — Давайте с детских переживаний.

С минуту О’Хара пребывал в задумчивости, однако мало что вспомнил. Он обладал способностью вымарывать неприятные воспоминания или засовывать их в дальний угол памяти, где они никому не причиняли вреда.

Небрежно пожав плечами, Грант взял с подноса, принесенного официантом, яичницу с грудинкой и колбасой.

— Я мало что помню. Только бесчисленный ряд школ-интернатов. У меня и вправду от детства осталось не так уж много воспоминаний.

Ну, тут уж ничего не попишешь.

— Вам известно, что эта дрянь может убить вас? — осведомилась она, показывая на его тарелку.

Ее завтрак состоял из миски с тремя сортами дынь, образующих изысканную цветовую гармонию. Однако она их не тронула.

У него же частенько с утра разыгрывался аппетит, и сегодняшний день не стал исключением.

— Прошлой ночью вы кормили меня как раз такой дрянью.

— Прошлой ночью, при довольно ограниченных возможностях, яичницу было легче всего приготовить. — Она тряхнула головой. Какая ей разница, что он ест: О’Хара давно не ребенок, и нянька ему не нужна. Ну, а если он и впрямь нуждается в уходе, то эта вакансия ее не прельщает. Шайен вновь вернулась к интервью.

— Почему бесконечный ряд школ-интернатов? Отчего не одна?

Грант рассмеялся:

— Я надеялся, что вы не обратите на это внимания. Дело в том, что меня выгнали из двух школ. — Он помолчал, поняв, что, если захочет, она быстро докопается до правды: — На самом деле из пяти, — поправился он. — Директора интернатов неодобрительно смотрели на проявление индивидуальности в своих учениках. А я никогда не был овцой.

Шайен вспомнила слова Стэна о нем: Грант О’Хара сам выбирал себе дорогу.

— Даже паршивой?

Ему понравилось скрытое значение ее вопроса, однако он не содержал правды.

— Я не был паршивой овцой, Шайен. Среди своих домочадцев я был единственным невинным ягненком. Быть может, с несколькими серыми вкраплениями, — допустил он такую возможность.

Шайен рассеянно глотнула кофе и задала очередной вопрос:

— Почему вы основали собственную компанию? Отчего не работаете в фирме отца?

По ее мнению, так было бы проще жить. Однако Грант не был тем человеком, который ищет легких путей, и она начинала это сознавать. Не зная почему, она находила такой образ жизни столь же волнующим, сколь и притягательным.

— Да по единственной причине, — напомнил он ей, — мой отец все еще жив и управляет своим хозяйством сам. По крайней мере, тогда, когда не занят приготовлениями к женитьбе.

Шайен услыхала в его голосе уничижительную нотку, и она напомнила ей об их с матушкой отношениях. Возможно, Грант и прав: у них и впрямь есть нечто общее.

— Почему бы вам, прямому наследнику, не работать у отца, дожидаясь своего часа? — спросила она, желая получить четкий ответ на вопрос. Для большинства такое развитие событий представлялось естественным. — Вы, по всей видимости, единственный человек в семье, кто обладает деловым чутьем.

Грант коротко рассмеялся.

— Да, вероятно, единственный, кто имеет в моей семье деловое чутье. У моих братьев это качество либо удалили хирургическим путем, либо по крайней мере заглушили.

В этой фразе содержалась не столько горечь, сколько грусть. Хорошо, если он готов к откровенным излияниям, она ему мешать не будет.

— Слишком много алкоголя, наркотиков и секса?

Она поражала его. Он счел было ее человеком, который сторонится мрачных тем.

— Вы не смягчаете свои выражения, да?

А почему бы ей смягчать? Зачем? Ее девичество еще не значит, что она закрывает глаза на всяческую грязь. Она журналистка, а не келейная монашка.

— Нет, не смягчаю, — жестко проговорила Шайен. Она гордилась своей работой, своим инстинктивным умением откапывать материал и никому не позволит мешать ей. — Ладно, сформулирую вопрос по-другому. Отчего бы вам не пойти проторенным путем, ведь так поступили ваши братья? Так проще.

На его губах медленно появилась пленительная, задумчивая улыбка.

— А может, мне не по душе легкая жизнь. Возможно, я люблю, когда судьба бросает мне вызов. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — И будит во мне дремлющие силы. Впрочем, все в прошлом — несчастный, непонятый богатый ребенок, стремящийся на всех званых вечерах проявить собственную индивидуальность.

Его тон вновь изменился.

— Вы говорите зло.

Грант не хотел, чтобы злость прорвалась наружу. Он неопределенно пожал плечами и отвернулся:

— Пожалуй.

Нет, так просто он не ускользнет от нее. «Я на что-то набрела», — подумала Шайен. Неизвестно только, что откроется ей.

— Вы на кого-то злы?

Ну что ж, коль ей не терпится узнать, он скажет ей.

— На моих братьев. На моих сводных братьев, — уточнил он. — Все мы рождены от разных матерей. — Ему порой казалось, что это некая игра: его отец, стремясь сохранить свою фамилию, бросает свое семя в целинную и — надеялся старик — более плодородную почву. — Они попусту тратят отведенный им природой срок.