Вирус зла (СИ) - Илья Твиров

Громов хитро взглянул прямо в глаза Гагарину.

— Смотрю, в тебе заговорили инстинкты отца?

— А в тебе нет?

— Успокойся. Никто ни кому не причинит вреда, если последуют санкции, то они будут выражаться только в ограничении действия Доменного Разума за пределами собственной Метагалактики. Ты лучше скажи мне, что намерен делать на Земле?

Виктор в полном недоумении уставился на Максима.

— Или тебя на Земле ничто не держит?

До Гагарина, наконец, дошло, что речь идет о Кате.

— Я люблю ее, и…

— И что?

— И… боюсь.

— Боишься?

— Не ее боюсь, а себя. Вчера я мог играючи перетасовывать целые звездные скопления, а сегодня… вдруг я стал слишком холоден? Вдруг эта война сделала меня другим? Что если она не…

— Не неси ерунды, — строго произнес Громов. — Ничего с тобой не произошло, и я уверен в том, что своей возлюбленной ты никак не сможешь навредить. И потом, она знает ведь, кто ты, чем занимаешься, если любит, примет тебя любым.

— Ага, — надулся Виктор, — тебе легко говорить. Встал бы на мое место.

— Да запросто, — улыбнулся Максим. — Катька твоя — настоящая красавица и умница, так что…

— Даже думать забудь, — насупился Виктор.

Громов заржал, на некоторое время привлекая к себе внимание посетителей ресторана.

— Оказывается нужно было вывести тебя на ревность, чтобы все встало на свои места. В очередной раз убеждаюсь, что от людей в нас осталось гораздо больше, чем привнесенной в наши тела Божественной сути. Хотя, наверное, именно поэтому нам удалось одержать первую победу.

Они одновременно осушили бокалы, каждый со своим напитком.

— Что будем делать с этими ямами? — спросил Виктор.

Громов почесал макушку, долго не отвечая.

— А знаешь, — наконец произнес он, — нам нужно совершить еще одно путешествие по Универсуму и на это раз в такие дали, что тебе и не снились.

— И что… мы найдем там ответы на этот вопрос?

— Кто знает. Возможно.

— А сели нет? Если эта тайна лежит за пределами нашей компетенции?

Максим долго молчал. Потом на столе прямо в воздухе появилось изображение древней арены, на которой два маленьких человечка, вооруженные мечами, дрались насмерть между собой. Сражение продолжалось несколько минут, пока один из них, ловким приемом не вышиб меч соперника и не пронзил тому грудь. Убитый схватился за чудовищную рану, его ноги подломились, он упал на колени, а потом безвольным кулем рухнул на живот.

— Знаешь, кто они? — спросил Громов, не спеша убирать изображение. Само собой он сделал так, что эти его фокусы никто кроме Виктора в ресторане не видел.

— Римские гладиаторы, — не задумываясь, ответил Виктор.

— Правильно. А знаешь ли ты, с каким девизом эти храбрые отважные воины выходили на кровавый песок арены?

Этот девиз Гагарин в точности не помнил, однако то был прежний Гагарин, а этот, моментально извлек из памяти надсознания необходимые сведения.

— Кажется, они говорили что-то типа, «идущие на смерть приветствуют тебя». Они так обращались к Цезарю, насколько я помню

— И такое было, — утвердительно кивнул Громов. — Эту речь, ты прав, гладиаторы произносили самому Императору. Однако существовал и еще один девиз, девиз братства гладиаторов и звучал он…

— Победа или смерть, — перебил Максима Виктор.

— Точно.

— И к чему ты это сейчас мне рассказываешь?

— А к тому, что мы сейчас именно те самые древние гладиаторы, только драться будем не меж собой и вообще, неизвестно еще придется ли нам драться вовсе. Известно лишь, что если мы не победим, то погибнем. Улавливаешь аналогию?

Аналогию Виктор улавливал, и она ему очень не нравилась. Он до конца не верил еще в то, что им удалось одолеть Вирус, пусть только на просторах собственного Домена, а здесь тайна была еще более туманной и непонятной. И ее действительно надлежало разгадать или же совсем не возвращаться домой.

— Выше голову, — взбодрил друга Громов. — Еще совсем недавно Вирус казался нам неодолимым противником, но нам удалось переиграть его, во что поначалу даже я не верил. Теперь еще одна загадка, пока не понятная, но это потому, что мы еще в серьез за нее не брались.

Виктор, понурив голову, смотрел на гладкий блестящий стол.

— Хватит киснуть. Иди, навести свою Катерину, и отправляемся. А то Тесла нас, поди, уже заждался. Вот, кстати, с кого тебе надо брать пример. Жажда приключений в нем не угасает, а лишь, наоборот, растет, и это несмотря на то, что ему-то как раз накостылять гораздо проще, чем нам с тобой.

Гагарин медленно поднялся из-за стола, хмуро взглянул на Громова и произнес:

— Не знаю, сколько мне понадобится времени. Может быть, придется задержаться.

— Только не очень долго.

Виктор кивнул и растаял в воздухе. Никто из посетителей не обратил на это никакого внимания.

Была уже глубокая ночь, когда никем не видимый и не слышимый Гагарин материализовался в спальне Катерины. Соломон совершенно не обратил на него никакого внимания, поэтому сигналов тревоги не последовало.

Девушка спала. Ее дивные золотистого оттенка длинные волосы разметались по подушке случайным узором; веки изредка вздрагивали, видимо Катя видела какие-то сны. Она была настолько прекрасна, так невинна, чиста и беззащитна, что Виктор на секунду решил просто покинуть помещение и не будить ее. Но потом, не в силах оторвать от девушки своего взора, все же передумал. С минуту он наблюдал за ней, наслаждаясь удивительным совершенством форм, тонким, гармонически правильным рисунком лица. Было что-то загадочное, таинственное в ее образе. Даже это странное подрагивание век вызывало в его сердце бурю эмоций, и этот фрагмент настоящего хотелось растянуть, превратить в вечность. И, к слову, Гагарин как раз мог это сделать.

Наклонившись над Катей, Виктор мягким движением пальцев погладил ее теплую щеку. Девушка никак не отреагировала на его движение, и он перенес свое прикосновение на ее волосы. На секунду пришло желание подсмотреть ее сны, но Виктор вовремя себя одернул.

Он провел с ней всего пол часа, так не разу и не заговорив. Просто гладил ее руку, волосы, щеку и думал… Да ни о чем он не думал, просто наслаждался моментом. А когда пришла пора уходить, Виктор решил оставить ей напоминание о себе.

Когда фигура Гагарина растаяла в воздухе, на столе перед кроватью девушки появились ее любимые лилии в хрустальной, дивной красоты, вазе, и маленькая красная коробочка в форме сердца, куда обычно по традиции еще с незапамятных времен клали кольца.