Мор, ученик Смерти - Терри Пратчетт

Он глянул вверх, на возвышающуюся скалу из книжних полок… и обомлел.

В животе у него похолодело при мысли о том, что вот-вот произойдет, уже начало происходить…

Ему одному не справиться с этим. Придется кому-то рассказать.

Кели тем временем жизнь медом не казалась.

А все потому, что причинность обладает колоссальной инерцией. Мор, движимый гневом, отчаянием и зарождающейся любовью, ворвался в нее и сместил, задав новое направление. Но причинность этого еще не заметила. Он дернул за хвост динозавра, но пройдет некоторое время, прежде чем на другом конце сообразят, что пора воскликнуть «ох!».

Короче говоря, мироздание знало, что Кели умерла. Поэтому оно было порядком удивлено, что она до сих пор не перестала ходить и дышать.

Свои чувства мироздание проявляло в мелочах. Придворные, все утро украдкой посматривающие на принцессу, сами не могли сказать, почему от ее вида им делается как-то не по себе. К своему острому замешательству и ее раздражению, они то и дело либо не замечали ее, либо говорили приглушенными голосами.

Старший камергер обнаружил, что отдал приказ приспустить королевский флаг. Никакие силы в мире не заставили бы его объяснить, почему он это сделал. После того как он безо всякой видимой причины заказал тысячу ярдов черного сукна, его в состоянии легкого нервного потрясения мягко увели и уложили в постель.

Неосязаемое в своей странности чувство ирреальности происходящего распространялось по замку со скоростью эпидемии гриппа. Старший кучер приказал достать и начистить до блеска роскошный траурный катафалк. А потом он стоял во дворе конюшни и рукой в замшевой перчатке утирал непонятно откуда взявшиеся слезы. Он плакал и не помнил, почему. Слуги крадучись пробирались по коридорам. Повару пришлось бороться с непреодолимым желанием готовить холодное мясо. Псы принимались выть, но сразу останавливались, чувствуя себя довольно глупо. Пара черных жеребцов, которых в Сто Лате по традиции запрягали в катафалк, внезапно впала в беспокойство и едва не залягала насмерть конюха.

В замке Сто Гелита герцог тщетно дожидался гонца. А тот отправился в дорогу, но остановился посреди улицы. У него как будто вышибло из головы, что же ему полагается сделать.

Кели проплывала сквозь все это, как материальный и с каждой минутой все более раздражающийся призрак.

Напряжение достигло апогея перед самым обедом. Разъяренной фурией ворвавшись в огромный обеденный зал, она не обнаружила на столе перед королевским креслом накрытого прибора. Разговаривая с дворецким громко и отчетливо, она добилась исправления оплошности. Но затем обнаружила, что все блюда проносят мимо нее, не давая ей возможности воткнуть в них вилку. С мрачным недоверием она наблюдала, как внесли вино и налили его в первую очередь лорду-хранителю кабинета.

Такой поступок противоречил ее королевскому статусу и протоколу, однако на этот раз она не стала утруждать себя доказательствами, а просто высунула ногу из-под стола и подставила подножку разносившему вино официанту. Он запнулся, пробормотал что-то себе под нос и уставился на плитки пола.

Наклонившись в другую сторону, она проорала в ухо управляющему поставками:

— Эй, ты меня видишь? Почему наше меню урезано до холодной свинины и окорока?

Оторвавшись от приглушенного разговора с дамой маленькой шестиугольной комнаты северной башенки, он уставился на принцессу долгим взглядом, в котором шок переходил во что-то вроде расплывчатой озадаченности.

— Почему же, да… Я вижу… Э-э….

— Ваше королевское высочество, — подтолкнула его Кели.

— Но… да… Высочество, — пробормотал он.

Нависла тяжелая пауза.

Затем, как будто внутри него сработал какой-то переключатель, он повернулся к своей собеседнице и возобновил прерванный разговор.

Некоторое время Кели сидела, побелев от потрясения и ярости, затем оттолкнула кресло и ринулась в свои покои.

Пару слуг, столкнувшихся на бегу в одном из коридоров, припечатало к стенам. Чем — они не разглядели.

Вбежав в свою комнату, Кели принялась дергать за шнурок.

Предполагалось, что звон колокольчика заставит дежурную фрейлину прибежать с другого конца коридора, где она сидела в ожидании. Некоторое время ничего не происходило. Затем дверь медленно отворилась, и на принцессу воззрилось лицо.

На этот раз она узнала этот взгляд, она была готова к нему. Схватив фрейлину за плечи, Кели втащила ее в комнату и захлопнула дверь у нее за спиной. Когда испуганная женщина начала смотреть куда угодно, только не на нее, Кели разжала хватку и оглоушила фрейлину такой пощечиной, что щека у той загорелась.

— Ты почувствовала это? Ты почувствовала? — провизжала она.

— Но… Вы… Я… — захныкала фрейлина, пятясь назад, пока не уперлась в кровать и не рухнула на нее.

— Смотри на меня! На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! орала, надвигаясь на нее, Кели. — Ты же видишь меня! Скажи, что ты видишь меня, или я прикажу тебя казнить!

В глазах фрейлины застыло выражение ужаса.

— Я вижу вас, — пролепетала она, — но…

— Но что? Что «но»?

— Я точно знаю, что вы… Я слышала… Я думала…

— Что ты думала? — отрезала Кели. Она уже не кричала. Слова слетали с ее уст, подобно жгучим ударам хлыста.

Фрейлина сжалась во всхлипывающий комок. Некоторое время Кели стояла, постукивая ногой об пол, затем мягко потрясла женщину.

— В городе есть волшебник? — спросила она. — На меня смотри, на меня. Есть? Вы, девчонки, вечно тайком бегаете поговорить с волшебниками! Где он живет?

Фрейлина повернулась к ней заплаканным лицом. Все инстинкты ее существа кричали, что принцессы не существует, и бедной женщине пришлось подавлять их.

— Ах… волшебник, да… Кувыркс, на Стенной улице…

Губы Кели сжались в тонкую, как нитка, улыбку. Она понятия не имела, где хранится ее одежда. Но холодный рассудок подсказывал, что будет в тысячу раз легче найти платья самой, чем добиваться от фрейлины, чтобы та почувствовала ее присутствие. Принцесса подождала, внимательно наблюдая, как всхлипывания женщины постепенно смолкают. Затем фрейлина в растерянности огляделась вокруг себя и поторопилась прочь из комнаты.

«Она уже забыла меня», — подумала Кели. Посмотрев на свои руки, она нашла их вполне материальными.

Тут, должно быть, замешана магия.

Проблуждав некоторое время, она нашла гардеробную. Принцесса принялась открывать один шкаф за другим и рыться в них, пока не нашла черный плащ с капюшоном. Он оказался достаточно просторным, чтобы можно было с легкостью набросить его поверх одежды. Покинув комнату, она помчалась стрелой сначала по коридору, затем вниз по черной лестнице, предназначенной для слуг.

Последний раз нечто подобное она испытывала в детстве. То был мир шкафов с постельным бельем и голых полов, по которым беззвучно ступали официанты.

Кели двигалась по нему, подобно привидению, которое все никак не может распрощаться с землей. Она, разумеется, имела представление о помещениях для слуг. Представление это было такого же характера, какое большинство людей имеют о водоснабжении или канализации: так, где-то на задворках сознания валяется запылившаяся картинка. И принцесса была вполне готова снизойти до признания того факта, что, несмотря на довольно сильное внешнее сходство (по ее мнению), слуги, должно быть, обладают какими-то отличающими их друг от друга чертами, по которым самые близкие и дорогие люди могут их, предположительно, узнать. Но она никак не была готова к зрелищам, которые открылись ее взору сейчас. К примеру, Могхедрон, управляющий винными погребами, который прежде походил на рассекающий волны корабль, проплывающий по обеденному залу, сидел в своей кладовке в расстегнутой ливрее и курил трубку.

Пара горничных с хихиканьем пробежали мимо, не одарив ее ни единым взглядом.

Она прибавила шагу, осознавая, что каким-то непонятным образом находится на территории своего замка незаконно.

И это потому, невольно подумалось ей, что замок-то вовсе и не ее. Мир вокруг нее, шумный, со всеми заполненными клубами пара прачечными и прохладными кладовыми, жил сам по себе. Он ей не принадлежал и в ней не нуждался. Скорее, она принадлежала ему.

В самой большой кухне со стола она стащила куриную ножку. Кухня напоминала пещеру, и в ней было такое количество выстроившихся в ряды горшков и кастрюль, что все вместе, озаренные красными огнями печи, они напоминали броню гигантской черепахи. Кели внезапно пробила дрожь.

Воровство! Она стала воровкой! В своем собственном королевстве! А повар тем временем глазами такими же глянцевыми, как копченый окорок, смотрел прямо сквозь нее.

Миновав конюшни, Кели выбежала к задним воротам. По сурово-неподвижным взглядам часовых можно было понять, что ее появление ускользнуло от их внимания.