Человек человеку - кот - Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов

— Она десятая в серии, поэтому имя на букву «К». Такая Катька… Натуральная. Вот увидишь.

К ступеням административного бесшумно скользнула длиннющая черная «Волга».

— Понадобится сущая ерунда, — говорил Павлов. — Завтра тебе позвонят из нашей секретки и спросят, выписывать ли Павлову однодневный пропуск на образец… А ты их перебьешь и скажешь — ну да, образец ка десять эр десять, все согласовано. Запомнишь?

— Директор в отъезде, беспокоить его по мелочам нетактично, заместители не в курсе, но есть Бондарчук, который может распорядиться, а потом будет во всем виноват! — заключил генерал. — Ну и пройдоха ты, Павлов! Чего тебе надо на самом деле, а, дорогуша?

— Образец ка десять эр десять, — повторил завлаб. — Запомни.

— Если она сожрет министра, тебя прямо на месте пристрелят, — сухо и очень серьезно пообещал генерал, садясь в машину.

— А если кого помельче? — спросил Павлов.

— Ты залезай! — раздалось из «Волги». — Знаю я ваших дряней, они всегда первым делом старшего начальника жрут!

— Сдается мне, — сказал Павлов, — ты замышляешь что-то разумное, доброе, вечное.

— Угадал, — кивнул Шаронов. — Есть во мне такая фигня. Как увижу я кота — ну душить его, скота! Как замечу кошку, так обижу крошку…

Снова он сам явился, без приглашения. Опять стоял у второй клетки и наблюдал за Борисом. Рыжик надоедливого гостя игнорировал, но Павлов заметил, что дается коту это упражнение не без труда. Шаронов каким-то образом «раскачивал» заторможенную психику кота.

Конечно, максимум, чего Шаронов мог добиться — срыва в легкую агрессию. Павлов не стал говорить этого вслух, ему было интересно наблюдать за коллегой. Два завлаба представляли расходящиеся ветви одной научной школы. Павлов как был по образованию, так и остался чистой воды биотех, Шаронов же тяготел к направлению, на Западе называемому «бай-мек». В принципе это расхождение было обусловлено спецификой изделий, но с каждым годом трещина углублялась, все больше напоминая пропасть. Вместе с ней росло взаимное недоверие, и дай завлабам спокойно поработать еще лет десять, они, может, разругались бы. Павлов со своей колокольни не раз предупреждал Шаронова, что тот допрыгается. Шаронов постоянно твердил Павлову, что тот все портит. И действительно, «тему К10» преследовали неудачи. Зато когда Шаронов с «Тисками» допрыгался, Павлов работу бросил и побежал его держать — так страшно было за человека.

А все равно, корректировочные чипы в изделиях обеих лабораторий стояли одинаковые.

— Есть мнение, уважаемый коллега, — сказал Шаронов, — что ты в пролёте.

— Не вполне тебя понял, уважаемый коллега.

— Системная ошибка, — Шаронов ткнул пальцем в Бориса, — там. В самом основании. Не заработал я бутылку. То есть, я догадываюсь, как построить изделие, отвечающее заданию. Но это тебя не выручит. Ты ведь не можешь начинать заново с нуля. И потом, в моих подходах слишком много от бай-мек. А некоторым эти принципы чужды. К несчастью.

— Я ведь не дал тебе материалы по рыжикам.

— А я так… Людишек поспрошал, файлики посмотрел. Ну, и… Рассказывать?

— Обойдусь, — сказал Павлов. — Попробую выбить хоть полгода времени, и сам все сделаю.

— Думаешь на представлении обаять министра?

— Есть что-то, чего ты не знаешь? — спросил Павлов неприязненно.

— Конечно. Вот, например, вчера. Уходя из вивария, я знал — у тебя сбежал образец. Но не знал, вернется ли он. Поспорил с Головановым, что с концами. А дедуля выиграл, мать его йети.

— Голованов же на пенсии! Откуда…

— Вернули. Консультантом в обезьянник. Что-то страшное грядет! — Шаронов аж облизнулся от предвкушения. — То есть я знаю, что, но не могу болтать. Извини.

— Обезьяны — попса, — бросил Павлов. — Дешевые трюки для впечатлительных начальников. На войне обезьяна бесполезна, а как разведчик и диверсант не стоит затраченных денег. Там, где они водятся, нет ничего стоящего. Там, где есть стоящее, обезьяна привлекает слишком много внимания.

— Значит надо сделать обезьяну привычной. Чтоб была повсюду. И не тапочки подавала, а водила машину и смешивала коктейли. Въехали, уважаемый коллега?

— О, ужас… — пробормотал Павлов. — О, ужас. Скажите мне, уважаемый коллега, это шизофрения, или наши взялись серьезно?

— Учти, опасный разговор. На статью потянет.

— Ой, да ладно тебе. Все равно ничего не получится.

— Отчего же? Сначала как пробный шар красивые большие кошечки, потом умные обезьянки… Ага?

Павлов вытаращился на Шаронова так, что тот подался назад.

— Слышь, ты, чудо, — сказал Шаронов. — Ты хоть пытался узнать, зачем тебе заказали гражданку? Или по-прежнему лишних вопросов не задаешь? Всегда готов, и все такое?

— В задании указано — домашнее животное декоративного профиля со вспомогательной охранно-сопроводительной функцией. И… И что?

— Да расслабься, я так, подумал вслух. Игры разума. Никто не знает, для чего твои рыжики. То есть, кое-кто знает, но молчит. Хотя, согласись, обезьяны — это симптоматично… Первый звоночек.

Завлабы немного помолчали. Павлов вспомнил, что, по слухам, в ветхозаветные советские времена какие-то шарлатаны предлагали атаковать противника с помощью дрессированных ядовитых змей. А еще говорили, в некой сверхсекретной лаборатории настоящие, без дураков, матерые лжеученые — некуда печать ставить — растили то ли боевого таракана, то ли дистанционно управляемую саранчу.

— Ладно, — Павлов вздохнул. — Мне надо готовиться к представлению. Так уж и быть, говори, уважаемый коллега. Добивай бездарного.

— Все просто. Странно, почему ты сам не допер — наверное, и вправду глаз замылился. На рыжих кисках можешь ставить крест. Жалко, да. Мне, и то жалко. Но эту серию не переделать. Ты им выхолостил эмоциональную сферу, ясно? В погоне за управляемостью. Вот и вся твоя проблема. Ничего уже не получится. Между прочим, они трахаются?

— Это как? — изумился Павлов. — Зачем? Им нельзя.

— Можно. Они же не боевые.

— Ты представь, такая зверюга — и в охоте. Ей придется лопатой в пасть закидывать контрасекс. Или она станет неуправляема. Да и голосок — ой-ей-ей.

— Голос оставили чтобы мурлыкала? А она, скотина, не мурлычет, — заключил Шаронов. — И ласкаться не идет. Гладить хоть дает себя?

— Еще бы она не давала! — Павлов обиженно хмыкнул. И несколько раз щелкнул языком. Борис тут же встал, подошел к решетке вплотную и прижался к ней боком.

— На, — предложил Павлов. — Гладь — не хочу. Большой, теплый, приятный на ощупь, шерсть лезет очень слабо. Обгладься.

Шаронов осторожно потрогал Бориса. Тот на собачника покосился, но прикосновение стерпел. Шаронов начал гладить. До того профессионально, что Павлов в очередной раз устыдился. Естественно, он был весьма любознателен, но вот интересоваться, как именно оглаживают собак, и насколько это отличается от поглаживания кошек…

«Искусственно выведенных собак-убийц, монстров, чьи тела едва напоминают исходник, а собачьи повадки доведены почти до абсурда, — поправил себя Павлов. — И увеличенных кошек с измененным и жестко контролируемым поведением, но тем не менее, по-прежнему обычных кошек. Разница. Принципиальная. Да, я понимаю, что мне хочет объяснить Шарик. Он это талдычит лет двадцать, с тех пор, как возомнил себя демиургом, бросил перекраивать живое и принялся заново создавать его. Из простого биотеха переквалифицировался в собачьего бога. И я по-прежнему не могу с ним согласиться… Но как же ловко он Борьку гладит, зараза!».

Шаронов прикасался к Борису словно к разнервничавшейся лошади. Успокаивал, настраивал на дружелюбный лад, снимал неловкость. Рыжикам намеренно «посадили» обоняние — чтобы не воровали из холодильников колбасу — но хватало и человечьего нюха понять, насколько Шаронов по запаху пёс, и до чего этот пёс кровожаден. Борис наверняка переживал не лучший момент в своей жизни, у него сейчас личная оценка ситуации чересчур расходилась с приказом хозяина. Да еще Шаронов успел над котом вволю покуражиться, молчаливо подзуживая и вызывая на бой.

— М-да… — Шаронов обернулся, но продолжал машинально почесывать Бориса за ухом. Вот уж это с рыжиками получилось лучше некуда — они вызывали устойчивое и все нарастающее желание трогать их руками. Щупать, гладить, трепать и дружелюбно волтузить.

— Что и требовалось доказать. Это не кошка. Это мебель!

— Пуфик с лапками, — подсказал Павлов.

— А дать ему пендаля? — вдруг окрылился идеей Шаронов.

— Получишь сдачи, ты же не член семьи. Для начала без когтей и слегка. Если не угомонишься, будет крепче. И дальше по нарастающей. Убить он не должен, но если угроза окажется серьезной, особенно угроза хозяину — может. Еще мы оставили взрывную реакцию на оружие. Когда ствол глядит в твою сторону, рыжика нужно придерживать, чтобы не бросился.