Фавориты правителей России - Юлия Матюхина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя московского князя Андрей Старицкий также безуспешно пытался бороться с Еленой и Телепневым. В связи с этим Елена официально объявила ему опалу, а Телепнев, наоборот, притворясь расположенным к нему, старался выяснить, что замышляет князь Андрей. Попытку князя пробиться в Литву подавили в зародыше. Телепневу «за сочувствие к изменнику» было сделано формальное внушение, а «смутьяна» князя Андрея подвергли заточению и конфискации имущества.
За верную службу княгине Ивана ненавидел весь двор. Елена, напротив, осыпала фаворита милостями, и он был назначен ее главным советником и конюшим боярином.
После смерти Елены весной 1538 г. дни фаворита были сочтены. По слухам, княгиню отравили бояре-оппозиционеры Шуйские. Как пишут очевидцы, на седьмой день после ее смерти Иван Телепнев и его сестра были схвачены и заточены. Бывший фаворит умер в темнице от голода, как и погубленный им дядя Елены – давний его противник князь Михаил Глинский. Аграфена Телепнева была пострижена в монахини и сослана в Каргополь – замаливать грехи брата. Начиналась новая эпоха – время Ивана IV.
Глава 2. Фавориты Ивана Грозного и его сына Федора
Фавориты князя Ивана IV Грозного открывают новую страницу в истории русского фаворитизма. Политика возвышения низших дворянских чинов, дьяков и приказных, которую проводили и его отец Василий III, и мать, княгиня Елена Глинская, в правление Ивана дошла до своей крайней точки.
Другая крайность – унижение «кичливого» боярства – также взяла верх над будущим московским самодержцем. Еще его отец приказывал боярам ездить на воинскую службу и сидеть в думе «без мест», т. е. не учитывая, чей род древнее. Княгиня Елена и ее фавориты, не задумываясь, отправляли заносчивых княжеских советников в монастырь и на плаху. От чего государство только выигрывало – в казне прибывало средств, а в палатах становилось просторнее.
Верноподданные дьяки только поддерживали угнетение своих извечных контролеров и притеснителей, не желавших принимать новый порядок и считавших ниже своего достоинства становиться в общую шеренгу разномастных охотников за государевой милостью. Старинные уделы становились рядовой провинцией московского княжества, боярские дети выселялись на глухие окраины и понемногу нищали, становились приживалами при более удачливых «худородных» любимцах, постепенно исчезая с лица земли, если только личные качества и счастливый случай не возносили их снова пред государевы очи.
Угасли многие знаменитые и старинные боярские роды, но и оставалось их немало, а когда приходил их час, они истребляли своих соперников так же жестоко, как когда-то их. Одним из таких стал клан Шуйских. Всячески униженные и разгромленные бывшие любимцы великого князя Василия III немало претерпели от фаворитов княгини Глинской – Семена Бельского и особенно Ивана Овчины Телепнева. Тем не менее пришел и их час.
По некоторым данным, приложив руку к скоропостижной гибели Елены, Шуйские захватили регентство при малолетних князьях Иване и Юрии, бесконтрольно распоряжаясь государственной казной и личным имуществом своих повелителей. Они молниеносно и жестоко расправились с бывшими фаворитами «польской ведьмы», после чего словно решили доказать всем, что управы на них не найти.
Временщики, словно предчувствуя скорый конец, не знали границ в своем самодурстве и притязаниях: увеличили поборы, отнимали имущество у горожан, проводя дни в чудовищных разгулах – княжеский дворец превратился в вертеп Шуйских. По признанию самого Ивана IV, они скверно обращались и с ним, и с его братом: плохо одевали, унижали, заставляя присутствовать на своих застольях, не давали достаточно еды и пр.
Много позже Иван Грозный, написавший чуть ли не полсотни писем, вошедших в российскую историографию, ни словом не обмолвился о своей матери, несмотря на то что был достаточно взрослым (8 лет) и хорошо ее помнил. Видимо, те воспоминания, которые хранились в его памяти, были не слишком лестными для великой княгини.
После двух лет торжества узурпаторов в боярской среде началось брожение, а заговор против них возглавил князь Иван Бельский, освобожденный Шуйскими в надежде на его благодарность. Старое правило «враг моего врага – мой лучший друг и боевой товарищ» не всегда срабатывало в дворцовой среде. Пострадавший от Телепневых Бельский горел желанием восстановить справедливость, но поплатился за это жизнью. Сторонники «новых бояр» были более многочисленными.
Особенно усердствовал в крайностях князь Андрей Шуйский, но молодой государь запоминал все методы своих «воспитателей» с целью применить их в благоприятный момент. Так, в 1543 г. Иван IV приказал растерзать собаками своего давнего обидчика, князя Андрея Шуйского, и этим показал всесильному клану, что их время кончилось. Тем не менее, у своих «воспитателей» московский правитель научился мгновенному переходу от беспорядочной разнузданности к смиренному раболепию, что регулярно происходило во время присутственных мероприятий и приема послов.
С раннего возраста, таким образом, лицемерие, стремление любой ценой достичь цели, неконтролируемая своевольная жестокость и глубокая обида на внешний мир, питаемые подозрительностью, не только стали оборотной стороной натуры Ивана Грозного, но и вольно или невольно поддерживались в нем окружающими его боярами и всем укладом средневековой русской жизни.
С устранением Шуйских власть перешла к дядьям царя Глинским, уничтожавшим конкурентов с помощью ссылок и жестоких казней и поощрявших жестокие и разгульные инстинкты молодого государя. В дворцовой библиотеке Иван IV из книг и рукописей выписывал все, что могло обосновать его прирожденную автократическую власть перед боярской «вольницей». Уснащать свои эпистолы яркими фрагментами чужих мыслей и образов затем вошло у него в привычку, так как пытливому уму легко давались цитаты, правда, не всегда точные. Впрочем, постоянное талантливое компилирование и создало российскому самодержцу репутацию образованнейшего человека своей эпохи.
В то время столкновения с боярами и воспоминания о несчастливом детстве создали в воображении Ивана IV образ «непризнанного государя, не нашедшего покоя в своей стране и окруженного неблагодарными льстецами, заговорщиками и обманщиками». Этот образ коронованный тиран во второй половине своего правления настолько полюбил, что поверил в его реальность, и, по мнению исследователей, фантастическая жестокость репрессий и поздней опричнины была продиктована именно подобным самовнушением.
Неизвестно, был ли Грозный искренне верующим, но несомненно, что мрачный религиозный фанатизм «удачно» наложился у него на византийскую идею «кесаря – духовного пастыря».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});