Я все помню - Уэнди Уокер

В чем я не могу отказать детективу Парсонсу, так это в том, что он виртуозно присваивает чужие заслуги. Одной из них как раз стала синяя «Хонда Сивик». С технической точки зрения о чрезвычайной важности этого автомобиля для расследования в городе узнали действительно благодаря Парсонсу. Об этом каждую неделю напоминала местная газета. У каждого ресторана, кафе и косметического салона красовались полицейские ориентировки. Парсонс напоминал об этом на каждой планерке. Я изначально соболезновал любому, кто осмелился бы появиться в окрестностях городка на синем седане. В течение года стражам правопорядка поступило две дюжины заявлений, но все они оказались пустышками. Патрульных снимали с привычных маршрутов, заставляя объезжать парковки у аптек, проверять очереди автомобилей у моек и обращать внимание на машины, стоявшие у домов. И они находили – то синий «Шевроле», то «Сатурн», то «Хендэ». Но не «Хонду Сивик».

Как вы, вероятно, уже догадались, детектив Парсонс работал не только на город Фейрвью, но и на Тома Крамера.

Бесхитростная одержимость Тома местью открыла перед ним шлюзы любых общественных запретов, поэтому он донимал Парсонса не хуже гончей собаки. А тот в глубине души был готов работать лишь с девяти до пяти. Некоторые люди просто так устроены, и их уже не переделать. Они очень высоко ценят свое свободное время. Семьи у Парсонса не было, и я даже не знаю, встречался ли он с какой-нибудь девушкой. Или с парнем, если уж на то пошло. Определить его ориентацию я бы не взялся. Он занимался спортом и поддерживал прекрасную физическую форму. Слыл прекрасным пловцом. Претензии Тома мешали Парсонсу вести привычный образ жизни. И не только в отношении синей «Хонды». По настоянию Тома Парсонс и другие сотрудники полиции Фейрвью обратились с запросами к коллегам по всему штату, задействовав не только всевозможные компьютерные базы данных, но и личные контакты. Как-то раз Том сообщил мне, что в Соединенных Штатах насчитывается двенадцать тысяч полицейских участков. Он хотел, чтобы в каждый из них Парсонс позвонил, написал или отправил электронное письмо.

Насильники редко ограничиваются одним-единственным разом. А этот парень… понимаете, он оставил после себя сразу несколько «визитных карточек», не так ли? Черная маска, сбритые с тела волосы, презерватив. И шрам от заостренной палочки.

Том перешел на строгий, профессиональный тон, будто из отца жертвы превратился в следователя. В ходе наших встреч подобное случалось с ним не раз. На эту особенность я обратил внимание, когда он пришел ко мне впервые, горя желанием как можно быстрее и полнее обрисовать положение вещей. В то же время то, что он не воспользовался более точными терминами для описания шрама на спине дочери, впечатляло.

В самом начале работы с Дженни и ее родителями об этом шраме я ничего не знал. Детектив Парсонс дал мне полную копию полицейского досье, поэтому впервые на упоминание о нем я наткнулся в документе. Меня это привело в полнейшее замешательство. Шрам был единственным зримым свидетельством случившегося. И именно к нему рука Дженни тянулась каждый раз, когда ее эмоциональная память прорывалась наружу. Этот шрам она показала мне во время нашей второй встречи. По правде говоря, ничего особенного. Просто бледная вертикальная линия длиной в дюйм в правой части спины. Ерунда. Но в своем роде неповторимая.

Вернемся к Тому и к истории с «Хондой Сивик»:

Узнай о том, как в наших краях взаимодействуют полицейские участки, вы бы пришли в ужас. Никто не желает переходить на единый стандарт, в итоге о службе обмена информацией остается только мечтать. Какого-то эквивалента Интерпола нет и в помине, даже в тех случаях, когда речь идет о спасении и обмен информацией приобретает критически важный характер. Усилия в этом направлении, конечно же, предпринимаются. Но на одной кухне толчется слишком много поваров, двенадцать тысяч в пятидесяти штатах. А с учетом специальных подразделений федерального подчинения и того больше. Я считаю, что проследить за ста тысячами владельцев автомобилей не представляется возможным, но даже если бы мы это и сделали, непохоже, чтобы каждый из них был способен изнасиловать девочку-подростка. Но здесь другой случай. Вы пускаете по следу парочку парней, которые, тратя по часу в день, звонят, рассылают письма по электронной почте… пять дней в неделю, и дело сделано, понимаете? Сегодня каждый участок располагает фактами, причем фактами специфическими, и может оказаться, что в одном из наших маленьких городков произошло что-то подобное. А может, и нет. Подумайте об этом. Чем целыми днями занимаются копы в Фейрвью? Грамотно находят места, где можно спрятаться с полицейскими радарами для определения скорости. Поначалу Парсонс доставил мне немало проблем, но потом убедился, что я был прав. Час в день на телефоне, вместо того чтобы сидеть в «Фейсбуке». По сравнению с вознаграждением цена отнюдь не большая. Я бы даже сказал, что очень и очень маленькая.

Должен сказать вам, что Томом я гордился. Я уже говорил и о его недоразвитом «эго» и о подчинении волевой жене. Встречаясь с подобным типом отношений в своей практике, я каждый раз задавался вопросом о детстве пациента. Мои открытия нельзя назвать одинаковыми, но при этом все они сводятся к единому знаменателю определенной группы детских переживаний. Том не был исключением. Подобный тип детства я назвал «ложно ориентированной интеллектуальностью».

Если у вас есть дети, я уверен, что ваши глаза наверняка выхватывают на полке книжного магазина последний бестселлер об их воспитании. Или на страничке «Амазона», наряду с другими предметами, в которых вы, по мнению этого безголового монстра, нуждаетесь. Крем от морщин, гель от выпадения волос, всевозможные диеты, «Сиалис»[4]. На вечеринках мы с друзьями не раз смеялись, обсуждая «всплывающую» рекламу в интернете. Одного моего приятеля зовут Керри. Он мужчина, но интернет напрочь отказывается это признавать. Можете себе представить, к каким глупостям это приводит. Читать руководства по воспитанию детей, как и другие книги практических советов, это то же самое, что учить математику под руководством собаки. По крайней мере, в моем понимании. Их нужно собрать и сжечь. Все вместе и каждую в отдельности.

Родители Тома – педагоги и интеллектуалы. Отец в течение тридцати лет преподавал в Коннектикут-Колледже литературу. Мать работала в ассоциации выпускников этого образовательного учреждения. Они жили, дышали наукой и гордились своей образованностью. Это находило отражение во всем, что они делали, в каждом прожитом дне. По большей части на Тома и его младшую сестру Кэти такое положение вещей оказывало благотворное влияние, я бы даже сказал, ставило их в выигрышную по отношению к остальным позицию. Отпуска они неизменно проводили, отправляясь всей семьей в туристический поход. Телевизор им разрешалось включать только под присмотром взрослых, и то лишь по выходным. Можно только догадываться, сколь скучны были передачи, которые им позволялись. Каждое лето им полагалось прочитывать по десять книг, в летний лагерь их не пускали. Никаких вечеринок с ночевкой у друзей, неукоснительный «комендантский час» и церковь по воскресеньям, хотя религия в их семье обсуждалась скорее в терминах теории и социологии, нежели с точки зрения душевного подъема или веры. Все оценивалось и подвергалось тщательному анализу, выхолащивалось от эмоционального налета, способного привести к искажению истины или спровоцировать нежелательное развитие событий. Подобные личности известны всем. Менее дисциплинированным из нас они внушают желание трясти их до потери пульса, пока на их лице не отразятся хоть какие-то эмоции. Они производят впечатление бесчеловечных, хотя ведут себя исключительно правильно и хорошо.

Что все это значило для Тома? Когда он приносил в дневнике одни пятерки, не было ни бурных восторгов, ни объятий, ни поцелуев, ни звонков бабушкам и дедушкам. Ни двадцатипятицентовых монет в копилку, ни дополнительного десерта за ужином, ни поблажек в занятиях фортепиано. И табель к холодильнику магнитами никто не прикреплял. Нет, школьные достижения оценивались и обсуждались, Тому напоминали, что они являются результатом упорного труда и что ему не следует думать, будто он лучше или сообразительнее других. Пел ли он на школьном концерте, наносил ли вяло удар, позволявший добежать только до первой базы во время бейсбольного матча Младшей лиги, лепил ли из глины на уроке творчества зверюшку, лишь отдаленно напоминающую жирафа, – что бы Том ни делал, все подвергалось честному и беспристрастному разбору. Во втором номере, Том, ты немного фальшивил. Тебе повезло, что ты добрался до первой базы, не думай, что подобное повторится снова, надо больше тренироваться. А когда ты лепил зверюшку, то, скорее, отнесся к делу несерьезно и решил позабавиться.