Частные визиты - Михаил Решетников

Для специалистов в этом случае все достаточно прозрачно, и можно было бы не давать к нему никаких примечаний, но привести некоторое обобщение стоит.

Разрешение эдипального конфликта моей пациентки, скорее всего, не было связано с особыми чувствами, направленными на отца (отстраненного, замкнутого и, судя по ее рассказам — мало привлекательного физически). В итоге она не «соперничала» с матерью (за отца), а исходно идентифицировалась с ней, что в значительной степени определило типичный для нее жизненный сценарий. Виктор, по сути, стал ее ребенком, с которым она долго проигрывала (ненавистный ей когда-то) материнский паттерн поведения: «всё для вас, всё для вас». Можно было бы обратить внимание и на то, что «мама тоже много работала», что характерно и для моей пациентки. К этой же группе фиксаций можно было бы отнести размышления пациентки на тему супружеских отношений: «Я как-то поняла, что папа и мама — не родственники», — не близкие люди. Примечательно, что свою идентификацию с матерью пациентка реально осознавала и до нашей совместной работы: «Мне в юности очень не нравилась мама. Причем тем, что я делала так же, в силу своих генов и характера», — но для адекватного понимания этого паттерна, конечно, требовался анализ. В приведенном материале есть фраза о ее сомнениях в гетеросексуальной ориентации Виктора. А на одной из предыдущих сессий она рассказывала, что, впервые узнав о наличии различных сексуальных ориентаций и наблюдая жизнь отца и матери (в разных комнатах), она некоторое время подозревала и даже обсуждала с сестрой, что, может быть, и их отец имеет к этому какое-то отношение? Но, поразмыслив, юные сестры пришли к более чем обоснованному выводу: «А откуда бы мы тогда взялись?».

Жизнь у матери «как-то не сложилась», и у пациентки жизнь тоже не складывалась, но она с упорством шла именно по этой (проторенной матерью) дороге. Вспомним еще одну фразу пациентки: «Отец был намного моложе матери, скрытный, неразговорчивый, в семье жил как-то особняком, в другой комнате». Виктор — это как бы зеркальное отображение отца, как бы — отец, который — не отец. Мы могли бы предположить здесь доигрывание эдипальной ситуации, которая не была в полной мере преодолена в детстве. Пациентка уже в процессе первых сессий сообщает, что Виктор моложе нее, но ей не хочется говорить, что он не просто моложе, а значительно моложе, поэтому реальная разница в возрасте обнаруживается только тогда, когда она говорит о Лёле: «Она моложе меня на 13 лет. Его ровесница».

Не менее существенна для понимания ситуации ее конкуренция с младшей сестрой, которая «не сильно радовала родителей», «вела беспорядочный образ жизни», тем не менее «родители уделяли «последышу» куда больше внимания». К тому же, сестра, в отличие от нее, затем удачно вышла замуж. Ее отношения с Лёлей (возлюбленной Виктора) — это продолжение все той же конкуренции с младшей сестрой. И даже ее ревность — только отголосок ревности к сестре. Напомню ее фразу: «… Лёли давно нет. А я его все равно ревную. Такая ревность без повода…». Специалисты сказали бы — безобъектная ревность. Но объект есть, только он совсем в другом месте, вне актуальной ситуации. И поэтому вполне естественно, что, когда Лёли не стало, «никакого ощущения победы не было». Пациентка вообще не с ней «сражалась».

По этой же причине такое неизгладимое впечатление на нее произвела опера «Трубадур» («Ужасный сюжет… Брат убивает брата…»). И далее пациентка добавляет, что это «как если бы я убила сестру». Конечно же, она не хотела убивать сестру и никогда об этом не думала. Но в ее бессознательном детская ревность могла приобретать самые причудливые формы и, как следствие, провоцировать чувство вины. Исходя из этих же отношений, можно было бы объяснить ее отказ о детской мечты о том, что у нее будет шестеро детей, которая затем трансформируется в убежденность, что «если будет, то только один». То есть она (опять же — бессознательно) принимает решение не «обрекать» своего будущего ребенка на соперничество за любовь родителей.

Переломным моментом в терапии был ее сон: «…Львы— статуи такие, на постаментах. А потом один лев ожил, постамент рассыпался, а мне нужно перейти через какие- то руины, и никак. А лев меня догоняет… Весь сон. Никакого смысла не вижу… Скажете что-нибудь?». Я тогда ничего не стал объяснять пациентке, так как был еще не готов к этому. Но перелом почувствовал — он был достаточно очевидным. Потом пациентка сама интерпретировала этот сон. — И лев, который ожил — это она («ее знак зодиака»), и тот, кому нужно перейти руины, убегая от льва, — тоже она. Остальные львы (ее семья) так и остались — на постаментах, а под ней он рассыпался. Я спросил ее, а что случилось потом — догнал ли лев того, за кем он погнался. Ее ответ был очень глубоким: «Догонять самого себя трудно, но вероятность того, что догонишь — всегда есть».

Именно этот путь мы проделали с ней в терапии.

Часть 3. Криминальная психология

Введение

На протяжении ряда лет мне приходилось участвовать в психолого-психиатрической экспертизе различных происшествий и преступлений, и от некоторых из них сохранились копии материалов уголовных дел и мои записи о встречах с подозреваемыми и подсудимыми, следователями, адвокатами, судьями и прокурорами. Надеюсь, что эти официальные (и не очень) заключения экспертов, постановления следователей, консультации с адвокатами и личные заметки позволят мне достаточно последовательно восстановить эти, в основном — уже давние, события и предоставить читателю печальные, иногда трагические и одновременно поучительные истории. Это новый для меня опыт, и пока не знаю — насколько он будет удачным. Естественно, что имена, время и место действия мной были изменены.

Повторю еще раз сказанное в «Предисловии» — это уже не является рассказом о конкретной аналитической ситуации, изложенной от лица психотерапевта. В данном случае мной предпринимается попытка литературной реконструкции событий, в расследовании которых мне приходилось участвовать в качестве эксперта. Поэтому даже автор говорит здесь совсем другим языком.

Опасные связи

Майор Лакин

Было около 16 часов нетипично жаркого даже для этого южного города июньского понедельника, когда майор Лакин подъехал к офису своего бывшего сослуживца, а с некоторых пор — компаньона, с которым они не так давно организовали не слишком прибыльный, но вполне законный бизнес. Правда, для майора не все в этом деле было законным. Жить на денежное довольствие старшего офицера с женой учительницей, даже не имея детей, было сложно, а участвовать в какой бы то ни было коммерческой деятельности — офицерам было запрещено. Поэтому весь бизнес числился на Вадиме, который три года назад снял погоны, но в одиночку ему было не справиться, и Алексей Лакин без особых сомнений согласился стать его внештатным заместителем и главным менеджером. Так делали многие — жить-то на что-то надо.

Было еще одно обстоятельство, которое оправдывало в общем-то вполне приличного боевого офицера и законопослушного гражданина. После девяти лет брака у них все еще ничего не получалось с детьми, и год назад они приняли решение об экстракорпоральном оплодотворении. Но это требовало или попадания в государственную программу, или солидной оплаты для проведения всей процедуры за собственный счет в порядке очереди. Впрочем, как сказал главный врач клиники, — ив том, и в другом случае деньги, и немалые, все равно потребуются.

Вадим запаздывал, и Алексей вышел покурить рядом со своим внедорожником, точнее — не своим, а предоставленным фирмой для деловых поездок и доставки товаров заказчикам. Июнь выдался жарким, а на ремонт кондиционера неплохой, но уже семилетней иномарки у фирмы средств пока не было.

Девчонка опять была здесь. Она сидела на той же скамейке с вставленными в уши клипсами от какого-то допотопного плейера и раскачивалась в такт только ей слышной музыке. Они уже встречались несколько раз и даже познакомились. Началось с того, что она попросила закурить, а когда ей (по малолетству) было отказано, выклянчила сникерс. Несмотря на свои — на вид — 12–13 лет, держалась она уверенно и просьбы излагала «изыскано»: «А не согласится ли солидный мужчина угостить сникерсом девочку из бедной семьи?».

Узнав его имя, она тут же сообщила, что будет звать его Лешей — ей «так больше нравится», и она со всеми предпочитает быть на «ты». В другой раз она попросилась погреться в машине и послушать музыку. Накрапывал дождь, и Алексей не смог ей отказать, но после несколько навязчивых расспросов: «Чем занимается? Женат ли? Много ли зарабатывает?» — вышел из машины, оставив ее наслаждаться тяжелым роком, на который она настроила приемник, и теперь он убедительно демонстрировал окружающим мощность японской стереосистемы. Выйдя из машины, Алексей, правда, подумал: «Не сперла бы чего», — но никаких ценностей в машине и даже в «бардачке» не было, и он спокойно покурил минут пятнадцать под балконом соседнего дома, ожидая, пока выйдет его друг. Вернувшись к машине, он застал свою юную знакомую лежащей на заднем сиденье с дымящейся сигаретой и уже почти пустой бутылкой пива, извлеченной из заднего кармана его водительского сиденья. При этом одна нога девочки была переброшена на место водителя, а второй она упиралась в потолок. Ее короткая юбка была где-то на уровне талии и никак не скрывала детское белье, а частично и все остальное, что под ним находилось. Несколько секунд Алексей рассматривал эту живописную картинку, и лишь когда Олеся игриво поинтересовалась: «Нравится?», — скомандовал: «Ну-ка, убирайся отсюда!». Надевая туфли, перед тем как выйти из машины, она как бы между делом сообщила, что у нее «есть еще один друг, и он обещал подарить ей новый плейер или мобильник, но он ей не нравится, а вот Леша — нравится».