Биология желания. Зависимость — не болезнь - Марк Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через шесть месяцев после начала амбулаторной программы она попалась в третий раз. Она поздно уснула, пропустила группу, и когда брела вверх по лестнице в комнату, где проходили встречи, ее остановил инспектор по надзору.
Этой пятидесятилетней женщине было хоть чуточку не все равно. «Я думала, вы хотели с этим справиться, — сказала она. — Пойдемте со мной».
Натали последовала за ней в ее кабинет.
«Знаете, возможно, вы вылетите из программы, — добавила она. — Сядьте здесь. Мы обыщем вашу машину. Затем решим, что с вами делать».
Они нашли пластиковый пакетик с остатками героина. Он был прямо в бардачке. Ясный криминальный ум — это было не про Натали. Все было кончено.
Это было простое дело. У нее был государственный защитник, и все, чего он смог добиться, это уменьшить срок заключения до 9 месяцев. Но это было еще не самое плохое. В действительности было облегчением узнать, что такой жизни пришел конец. Хуже всего было то, что родители узнают. Они узнают всё. Вся семья узнает: тети и дяди, все добродетельные католики, которые даже никогда не употребляли бранных слов. И никогда не пили, даже вино за ужином. Они узнают, что Натали отправилась в тюрьму. И по причинам, которые она так никогда и не смогла понять, ее отправили в тюрьму с максимально строгим режимом.
Туда ее и отвезли, сразу после суда. Возможности подчистить хвосты не было. Отец и сестра забрали вещи из ее квартиры несколько дней спустя. Вот так обстояли дела теперь. Два ряда камер, две кровати в камере и центральный пункт наблюдения. Теперь это был дом.
Почти все там были из-за хранения наркотиков. Могло быть хуже. То ли в тюрьме было мало персонала, то ли она была бедной или совершенно не гуманной, но Натали и другим заключенным разрешалось проводить вне камеры только два часа в день. В остальное время им нечего было делать, некуда было деться. Время тянулось так мучительно медленно, Натали казалось, что она может просто слететь с катушек, начать кричать, обезуметь. Самым ярким событием дня было зачеркивание квадратика на календаре. Только 122 дня осталось. Еще один день стал вчерашним. У первой соседки по камере был острый психоз, она разговаривала сама с собой, кричала в пустоту. Но, по крайней мере, она не казалась опасной. Когда ее выпустили или перевели — этого Натали никогда не узнала, — объявилась соседка номер два: молодая симпатичная девушка, которую посадили за наркотики, обнаруженные в машине. Это было уже получше. «Но она была такая тупая, — вспоминает Натали. — Думала, что Айван — это где-то в Америке».
Чтобы сохранить здравый рассудок, начать представлять будущее без привкуса горечи, Натали начала медитировать. Она заказала более десятка книг по медитации и осознанности и прочитала их от корки до корки. Они помогли. Она поняла, что возможно просто присутствовать в центре своего хаотичного разума, принимать резкие голоса, спорящие на повышенных тонах, мучительные чувства, которые она никогда не позволяла себе испытывать. Она не могла не признать, что в сущности была несчастлива много лет. И когда она открыла глаза и вернулась к нынешним обстоятельствам, то спрашивала себя снова и снова: как я дошла до такого? что пошло не так? почему я сделала такое с собой?
* * *
Она не ощущала себя жертвой какой-то травмы, героиней одной из тех многих жутких историй, что вы слышите, с отвратительными эпизодами физического или сексуального насилия, часто со стороны родителя или приемного родителя. Ее детство не было ужасным, его даже нельзя назвать необычным. Родители развелись, когда ей было девять, но куча людей пережили распад семьи и не стали героиновыми наркоманами. Отец, с которым у нее были самые теплые отношения, после развода редко появлялся. Возможно потому, что новый мамин муж — она недолго оставалась одна — был полным ничтожеством. Он был подвержен частым беспричинным вспышкам гнева. Если белье было сложено недостаточно аккуратно, если Натали опаздывала на ужин на пять минут, он вскипал от праведного гнева. Но его вспышки ярости и агрессии можно было выносить, раз ее мама не захотела изменить ситуацию; она была рада, что в доме есть мужчина. Так что у Натали не было другого выбора, кроме как жить с мамой и ее мужем. Он был плохим отчимом.
Натали не была счастлива. На самом деле, вспоминая прошлое, она понимала, что большую часть подросткового возраста она провела в болоте депрессии. Ее отношения с другими детьми всегда носили отпечаток неуверенности: как они к ней относятся? Она им действительно нравится? Находиться дома было равносильно хождению по мукам. Так что она не выходила из своей комнаты. Эту привычку она приобрела еще будучи ребенком: читала книги от корки до корки, валяясь на кровати, не желая наблюдать за тем, как отношения между родителями становятся все хуже. А затем, в подростковом возрасте, не желая находиться рядом с отчимом. Войдя в подростковый возраст, она продолжила совершенствоваться в искусстве оставаться безучастной, настраивалась на незанятую полосу частот между радиостанциями, выключалась. Она позволяла себе выглядеть так же плохо, как она себя чувствовала, — вдруг это привлечет внимание и ей кто-нибудь поможет. И она много спала. Она спала так много, как только могла.
Но она все равно не думала, что ее детство и отрочество были настолько плохи, чтобы это оправдывало ее нынешнее положение. Почти у всех других заключенных истории были намного ужаснее. Она не могла поверить, что эмоциональные страдания — это настоящие страдания, что это тоже считается. Она привыкла винить себя за собственные неудачи. Ее размышления заканчивались одним и тем же рефреном: со мной никогда жестоко не обращались. Все было не настолько плохо.
* * *
Но, возможно, все было настолько плохо. Люди часто принимают наркотики, видя в них лучшее решение проблем. Чтобы заглушить боль, которая не уходит, боль, которую другие не видят, которую они сами не могут определить. Натали нашла, как заполнить пустоту, делая себе уколы тепла, хорошего самочувствия, комфорта, которым никто не мог помешать. Добросовестно, почти с врачебной тщательностью выполняя этапы процедуры, она прибывала в мир, где она была довольна и никто не
