Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 Я вас люблю (к чему лукавить?) — Ср.: Юлия де Вольмар в своем последнем письме Сен-Пре в последней части романа Руссо признается, что любит его (ч. VI, письмо XII): «Eh! Pourquoi craindrois-je d'exprimer tout ce que je sens?»[893]
13—14 Но я другому отдана; / Я буду век ему верна. — Ср.: «Юлия», ч. III, письмо XVIII (Юлия к Сен-Пре): «Liée au sort d'un époux… j'entre dans une nouvelle carrière qui ne doit finir qu'à la mort». И там же: «…ma bouche et mon coeur… promirent [obéissance et fidélité parfaite à celui que j'acceptois pour époux]. Je… tiendrai [ce serment] j'usqu'à la mort»[894].
Пушкин, несомненно, желал сделать решение княгини N бесповоротным; но достиг ли он своей цели?
Девяносто девять процентов аморфной массы комментариев, порожденных с чудовищной быстротой потоком идейной критики, которая уже более ста лет не дает покоя пушкинскому роману, посвящена страстным патриотическим дифирамбам, превозносящим добродетели Татьяны. Вот она, кричат восторженные журналисты белинско-достоевско-сидоровского толка, наша чистая, прямодушная, ответственная, самоотверженная, героическая русская женщина. Но французские, английские и немецкие героини любимых романов Татьяны были не менее пылки и добродетельны, чем она; а быть может, и более, осмелюсь заметить, рискуя разбить сердца поклонников «княгини Греминой» (как обозвали княгиню N два светила, состряпавших либретто для оперы Чайковского), ибо необходимо подчеркнуть, что ее ответ Онегину вовсе не звучит с той величавой бесповоротностью, которую слышат в нем комментаторы. Обратите внимание на интонации строфы XLVII — вздымающаяся грудь, прерывистая речь, надрывные, мучительные, трепещущие, завораживающие, чуть ли не сладострастные, чуть ли не обольщающие переносы (стихи 1–2, 2–3, 3–4, 5–6, 6–7, 8–9, 10–11) — настоящая оргия анжамбеманов, достигающая своей кульминации в любовном признании, которое должно было заставить подпрыгнуть от радости опытное сердце Евгения. И чем завершаются эти двенадцать рыдающих строк? Пустым, бессмысленным звуком подходящего к случаю двустишия «отдана — верна»: визгливая добродетель повторяет зазубренную реплику!
В июне 1836 г., находясь с дипломатической миссией в России, парижский литератор немецкого происхождения де Лёве-Веймар, произведенный в бароны Тьером{212}, уговорил Пушкина перевести на французский несколько русских народных песен. В 1885 г. («Русский архив», ч. 1) Бартенев опубликовал выполненные Пушкиным очень бледные французские переводы одиннадцати вещиц, оригиналы которых содержатся в «Новом и полном собрании русских песен» Н. Новикова, ч. 1 (М., 1780). В одной из них есть следующие слова, относящиеся к обсуждаемой теме:
Le jeune seigneur tentait de faire entendre raison à la jeune fille.«Ne pleure pas, ma belle jeune fille! Ne pleure pas, ma belle amie!Je te marierai à mon fidèle esclave,Tu seras l'epouse de l'esclave, et la douce amie du maître;Tu feras son lit et tu coucheras avec moi.»La jeune fille répond au jeune homme:«Je serai la douce amie de celui dont je serai la femme;Je coucherai avec celui dont je ferai le lit.»[895]
Кому буду ладушка, тому миленький дружок,Под слугу буду постелю слать, с слугой вместе спать.
В рукописи пушкинской рукой надписано: «Chansons Russes» («Русские песни»). Ниже на обложке барон написал: «Traduites par Alex, de Pouschkine pour son ami L. de Veimars, aux îles de Neva, Datcha Brovolcki, Juin, 1836»[896]. (Правильный адрес: Каменный остров, дача [снимаемая у] Ф. Доливо-Добровольского.)
***Мои предшественники ужасно помучились с этим двустишием:
Сполдинг:
But I am now another's bride —For ever faithful will abide.
(Но теперь я суженая другого —И всегда буду хранить верность.)
Мисс Дейч:
But I became another's wife;I shall be true to him through life.
(Но я стала жеиой другого;Я буду верна ему всю жизнь.)
Эльтон:
But am another's pledged; and ITo him stay constant, till I die.
(Но я связана обязательством с другим; и яЕму останусь верной до самой смерти.)
Мисс Радин:
But I am someone else's wifeAnd shall be faithful all my life.
(Но я жена другогоИ буду верна всю свою жизнь.)
13 …отдана… — Кюхельбекер в своем замечательном дневнике записывает 17 февраля 1832 г. в Свеаборгской крепости, что Пушкин очень похож на Татьяну восьмой главы: он полон чувств (либеральных идей), которые скрывает от света, так как отдан другому (царю Николаю){213}.
XLVIII
Она ушла. Стоит Евгений,Как будто громом поражен.В какую бурю ощущений4 Теперь он сердцем погружен!Но шпор незапный звон раздался,И муж Татьянин показался,И здесь героя моего,8 В минуту, злую для него,Читатель, мы теперь оставим,Надолго… навсегда. За нимДовольно мы путем одним12 Бродили по свету. ПоздравимДруг друга с берегом. Ура!Давно б (не правда ли?) пора!
5 …шпор… звон… — В момент нашего прощания с Онегиным на рифмоплетов, изменивших ему в английском переводе, обрушивается любопытное поэтическое отмщение. Мисс Дейч совершает что-то вроде риторического харакири, вопрошая (XLVIII, 5): «But are those stirrups he is hearing?» («Но что он слышит — стремена?») Вовсе нет. Шпоры. Еще более комическое затруднение при описании этого звона выпало на долю Эльтона, когда из его версии, публиковавшейся частями в «Славоник ревью», была напечатана вторая глава. В статье, вышедшей на английском языке («The Slavonic Review», London, XV, Jan. 1937, p. 305–309) под дезориентирующим заголовком «О новых переводах Пушкина» и со столь же дезориентирующим подзаголовком «Как следует переводить Пушкина?» (о настоящем переводе в статье нет ни слова, за исключением случайного ужасающего образчика, который сейчас и будет проанализирован), ее автор В. Бурцев предлагает, чтобы в дальнейшем ЕО как на языке оригинала, так и в переводах издавался бы в девяти главах, «как Пушкин… и хотел его опубликовать» (что, конечно же, полная бессмыслица). По ходу статьи Бурцев (в русском оригинале, с которого сделан перевод в «Славоник ревью») цитирует гл. 8, XLVIII и метафорически замечает, что «шпор внезапный звон» мог предвещать появление шефа полиции графа Бенкендорфа, чья тень заставила Пушкина оборвать свой роман. К профессору Эльтону обратились с просьбой перевести гл. 8, XLVIII, что он и сделал; однако не понял смысла переводимого отрывка и изменил не только Пушкину, но и бедняге Бурцеву, предложив такой вариант:
Like sudden spur, a bell his hearingStrikes — it is Tanya's lord, appearing!
(Как неожиданная шпора, колокольчик до его слухаДоносится — это Татьянин муж появляется!)
Этот колокольчик должен стать колоколом, возвещающим гибель всех бездарных виршей, выдающих себя за переводы[897].
13 …с берегом. — Ср.: офранцуженный де Трессаном «L'Arioste», «Неистовый Роланд», песнь XLVI (последняя):
«…J'espère découvrir bientôt le port… je craignois de m'etre égaré de ma route!… Mais déjà… c'est bien la terre que je découvre… Oui, ce sont ceux qui m'aiment… je les vois accourir sur le rivage…»[898]
XLIX
Кто б ни был ты, о мой читатель,Друг, недруг, я хочу с тобойРасстаться нынче как приятель.4 Прости. Чего бы ты за мнойЗдесь ни искал в строфах небрежных,Воспоминаний ли мятежных,Отдохновенья ль от трудов,8 Живых картин, иль острых слов,Иль грамматических ошибок,Дай Бог, чтоб в этой книжке тыДля развлеченья, для мечты,12 Для сердца, для журнальных сшибокХотя крупицу мог найти.За сим расстанемся, прости!
1 Кто б ни был ты… — «Qui que tu sois» — галльский риторический оборот.
6—12 Этот перечень звучит эхом завершающих строк посвящения.
<…>
L
Прости ж и ты, мой спутник странный,И ты, мой верный идеал,И ты, живой и постоянный,4 Хоть малый труд. Я с вами зналВсё, что завидно для поэта:Забвенье жизни в бурях света,Беседу сладкую друзей.8 Промчалось много, много днейС тех пор, как юная ТатьянаИ с ней Онегин в смутном снеЯвилися впервые мне —12 И даль свободного романаЯ сквозь магический кристаллЕще не ясно различал.
8 …много дней… — три тысячи семьдесят один день (9 мая 1823 г. — 5 октября 1831 г.).