Семейная хроника - Нина Осмоловская

В свой приезд в Москву она просила Бориса о встрече. Ольга умоляла его помочь детям, особенно Серёже, – боялась, что его могут забрать на фронт. Их отношения с Борисом теперь носили дружеский характер, объединяли забота о детях, общие страхи и волнения. Он сказал только, что счастлив в своей новой семье, а она порадовалась, что наконец-то он нашёл себя.

Рабочие на фабрике всё чаще бастовали. Ольга понимала, что крах неизбежен, но она в каком-то слепом упрямстве не хотела ни о чем думать, ничего предпринимать. Да и что, собственно, она могла предпринять, когда столько судеб рушилось вокруг? Знакомые говорили, что надо бежать, пока не поздно, за границу, но она продолжала надеяться на чудо. Будто всё само пройдет и опять вернется та спокойная и мирная жизнь, которая была раньше.

Наталья Дмитриевна вообще не могла ничего понять из того, что происходило вокруг. Она только умоляла Ольгу не бросать её и говорила, что пойдет за ней куда угодно.

Ольга продолжала читать письмо:

«…Сегодня, вспоминая все события тех лет, я думаю о том, как изменилась жизнь. Мы познакомились в тысяча девятьсот восьмом, а сейчас тысяча девятьсот семнадцатый. Революция всё переместила, всех перемешала. От нашей спокойной прежней жизни остались только воспоминания и письма. Так удивительно читать сейчас твои письма о милых сердцу пустяках. Не наша вина, что жизнь раскололась и теперь есть два непримиримых лагеря, и надо выбирать своё место в строю. Я выбрал. Я иду защищать старую, привычную для меня жизнь. Может быть, я не прав, история рассудит нас, поставит всё на свои места, но сегодня я иду именно в белую армию и буду бороться, не жалея сил, за светлую жизнь, за будущее своих и твоих детей. А пока я нежно целую твои руки. До встречи, любимая. Я боюсь говорить тебе „прощай“, потому что страстно хочу жить, хочу увидеть это будущее и хочу, чтобы ты увидела его. Береги себя и детей! Целую твои письма!

До свидания, твой Георгий».

Ольга отложила письмо, слезы душили её. Казалось, что это послание было как завещание с того света. Она ругала себя, что не позволяла себе любить этого человека. Всё время боялась собственных чувств, боялась быть естественной, а теперь она ничего не может вернуть, не может даже ответить влюблённому на это теплое и нежное письмо, потому что писать было некуда. Где он сейчас? А может быть, уже убит? Эта мысль привела в ужас! Что делать, как жить? Она понимала, что жизнь раскололась на две половинки и надо выбирать свой путь.

После провозглашения советской власти в их городе Совет рабочих на фабрике объявил ей и всему начальствующему составу, что фабрика теперь принадлежит народу, а им, господам, здесь не место. Всё произошло так быстро и буднично, что Ольга даже не успела осмыслить происходящее. Она только не могла взять в толк, как же ей теперь жить дальше и что делать. Но разворачивающиеся события подсказывали только одно решение – надо всё бросить и уехать к детям. Из имения пришло горькое известие о том, что убит управляющий Петр Яковлевич, имение разграблено, а дом сожжён. Ольге было нестерпимо жаль и управляющего, и тот дом, и ту жизнь, которой они все там жили. Но колесо истории было неумолимо. Оно жестоко размалывало человеческие жизни. Брат воевал против брата, сын – против отца. Все перемешалось, выбилось из привычной колеи.

На следующий день, собрав самые необходимые вещи, Ольга с Натальей Дмитриевной выехали в Москву, к детям.

Глава IV

Дороги, которые мы выбираем

В Москву! В Москву! В Москву!

До Москвы добирались неделю. Если раньше, сев на поезд, они через десять часов были уже в Москве, то теперь дорога так измотала их, что Наталью Дмитриевну пришлось сразу с вокзала везти в больницу – сама идти она уже не могла.

На их долю выпало столько испытаний за этот нелёгкий путь, что было ощущение, будто они попали в чужую, незнакомую страну, а всё происходящее было страшным сном. Ольга была моложе и выносливее, чем Наталья Дмитриевна, но и ей приходилось нелегко.

Билеты на поезда уже давно не продавали. Каждый приходящий на станцию состав осаждали толпы людей. Её и Наталью Дмитриевну силой втолкнул в вагон какой-то красноармеец, иначе они никогда бы не сели в поезд. Они уже несколько дней жили на вокзале, пытаясь уехать. Все вели себя так, будто это был последний поезд, который увезёт их в новую хорошую жизнь. В вагоне было жарко. Им удалось найти место и сесть на скамью. Над головой свешивались чьи-то грязные, пахнущие потом ноги. Все проходы были заполнены стоящими людьми. В первый момент Ольге стало дурно, голова закружилась от духоты и смрада, но она была одержима одной мыслью: к детям, в Москву, во что бы то ни стало, Дети там одни. Их жизнь в опасности! Они беспомощны перед новым режимом.

Она и представить себе не могла, что дети как раз готовы к этой новой жизни, а вот она и Наталья Дмитриевна не имеют представления о том, что произошло в стране. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, видя, что многие хотят уехать. Значит, это правильное решение, и надо хоть как-то обустроиться в тяжёлой и долгой дороге.

То, что путь будет долгим, они поняли сразу. Поезд часто останавливался, подолгу стоя на станциях или просто на переездах, пропуская встречные, чаще всего военные или товарные, поезда. Всё новые и новые люди пытались влезть в поезд, некоторые сидели на крышах. Духота и смрад мучили людей больше всего. Разбили несколько оконных стекол, дышать стало немного легче, но ночами было холодно.

Женщины надели на себя все теплые вещи, которые успели захватить. Ольга прижимала к телу свёрток с деньгами и документами. Деньги она в последний момент успела получить в банке. Это была совсем небольшая сумма, но их могло хватить на первое время. Она боялась даже думать о них, не то чтобы достать, понимая, что, как только узнают о том, что у неё с собой деньги, их тут же украдут, а женщин ещё, чего доброго, убьют.

Запасов продовольствия хватило на два дня. Воду им приносил знакомый красноармеец, который втолкнул их в вагон и теперь взял над ними негласное шефство. Он сумел хоть как-то организовать их нехитрый вагонный быт. Ведь кроме того, что необходимо было есть и пить, надо было еще ходить в уборную. Это было самым сложным. На их счастье, в вагоне была уборная, но до неё надо было пройти полвагона, да и в ней тоже ехали люди. Опять помогал Вася, так звали их нового покровителя и друга. Он каждый раз прокладывал им путь, как ледокол, просил на время выйти пассажиров из уборной, потом они возвращались на свои места, и самым удивительным было то, что места дам не занимали, наверное, боялись Васи. За время пути они познакомились со многими попутчиками.

Ольга объясняла всем, что она учительница. Едет в Москву к детям и мужу, а Наталья Дмитриевна её свекровь. Их одежда за время пути приобрела столь плачевный вид, что они теперь мало отличались от толпы. Рядом с ними сидела простая деревенская женщина с девочкой шести лет, которую звали Настя. Первое время она сидела тихо, глядя вокруг широко открытыми от ужаса глазами, ничего не говорила, а только тихо плакала, вытирая слезы концами завязанного на голове платка, но потом освоилась, познакомилась со всеми и принялась активно помогать Васе и одному старичку Ивану Даниловичу в наведении порядка в вагоне. Мать девочки ехала в город на заработки, не имея ни денег, ни адреса, где остановиться. Мужа забрали на фронт. В деревне начались беспорядки, и она решила, что в городе ей будет легче и спокойнее.

По вагону всё время двигались люди. Кто-то входил, кто-то выходил. Все громко разговаривали. То и дело вспыхивали споры и ссоры. Кто-то отстаивал интересы революции, активно призывая встать на защиту прав рабочих и крестьян. Кто-то пытался с ними спорить, утверждая, что при царе-батюшке в России таких беспорядков не было, и надо ещё посмотреть, какая она, жизнь, будет при новых коммунистах-товарищах. Так получалось, что молодёжь была на стороне революции, а старики, то ли в силу своей мудрости, то ли в силу возрастного консерватизма, всё больше ратовали за царя-батюшку.

В вагоне было много красноармейцев. Они уже отвоевали своё и ехали в город за той красивой жизнью, что им обещали в окопах. Люди устали от дороги, от грязи, холода и голода. Им хотелось выплеснуть на кого-нибудь накопившуюся злобу, поэтому то и дело вспыхивали ссоры, доходившие до рукопашной, но бои скоро прекращались потому, что места для них просто не было.

На некоторых станциях к вагону подходили женщины, предлагая что-нибудь из съестного. Пассажиры протягивали в окно руки за хлебом или картошкой, обменивая продукты на деньги или вещи. Ольге тоже посчастливилось поменять вещи на продукты. И они с Натальей Дмитриевной наслаждались давно забытым вкусом и запахом еды.

Чем ближе они подъезжали к Москве, тем оживлённее становилось в вагоне. Все понимали, что скоро они приедут, осталось немного, зато там, в Москве, их ждёт счастливая жизнь.