ПОЛИТИКА: История территориальных захватов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1) Если бы Брест-Литовский мир был реализован прочно и надолго, то это означало бы такое колоссальное усиление Германии, при котором Франции оставалось бы лишь признать себя вассальной страной, а Англии пришлось бы думать о защите Индии от непосредственного немецкого нападения. Именно безмерность, чудовищность немецких захватов на востоке и сделала окончательно невозможным мир с Антантой до полного разгрома Германии. Дать Германии передышку хоть в пять-шесть лет — значило дать ей возможность организовать все эти свои вассальные и полувассальные царства — Украину, Кавказ, Польшу, Литву, Курляндию, Эстляндию, Лифляндию, Финляндию, дать возможность экономически и стратегически их использовать, после чего ждать новых германских нападений: на Париж — по старой бельгийской дороге, на Индиго — по новой персидской дороге (потому что, владея Кавказом и распоряжаясь вассальной Турцией, конечно, Германия без малейшего труда овладела бы Персией и Персидским заливом).
Следовательно, с точки зрения Антанты, единственный шанс спасения заключался именно в том, чтобы не дать Германии нужной ей передышки, а непременно продолжать войну, пользуясь тем, что Германия не может успеть во время войны организовать и использовать новые своп колоссальные приобретения, и притом не просто «победить» Германию, не примириться, скажем, на том, чтобы Германия отказалась от завоеваний на западе, но сохранила бы свои завоевания на востоке (ибо тогда все равно оставалась бы, как сказано, серьезнейшая опасность для Антанты в будущем), а непременно разгромить Германию совсем, покончить с ней как с самостоятельной военной державой, нанести ей такой сокрушительный удар на западе, чтобы она принуждена была немедленно выпустить все из рук на востоке. Брест-литовские мирные условия позволили крайним империалистам в странах Антанты развить самую ярую агитацию против тех, кто все громче и громче начинал требовать прекращения побоища. Группа Асквита, которая стояла за мир с Германией на сравнительно более умеренных условиях, после Брест-Литовского мира смолкла, а между тем еще осенью 1917 г., когда переговоры начинались, в Англии о лозунге «полный разгром» говорили несравненно меньше, чем в 1914–1916 гг., и даже среди средней и крупной буржуазии жажда скорейшего мира все возрастала. Это отметила тогда же и германская пресса всех направлений. И все это изменилось, когда аннексионистская программа восторжествовала в Брест-Литовске. С этой точки зрения Брест-Литовский мир в том виде, как его пожелало германское главное командование, не только отдалил возможность мира Германии с Антантой, но окончательно предрешил, что если Германия будет побеждена, то ни на чем, кроме полнейшей капитуляции, кроме безусловной и беспрекословной покорности с ее стороны, кроме решительного превращения ее в объект, которым можно распоряжаться по произволу, враги не примирятся.
2) Брест-Литовский мир имел могущественнейшее агитационное значение прежде всего для рабочих масс Антанты, а затем для рабочих Германии и Австрии. «Воздержание» германской социал-демократии при голосовании в рейхстаге по вопросу о принятии Брест-Литовского мира было истолковано как лицемерие самого низменного свойства. Все понимали, что социал-демократы большинства, во главе с Давидом, такие же радующиеся в душе брест-литовским успехам аннексионисты и патриоты, как и сидящие правее их партии; точно так же все поняли потом, что если Шейдеман в своих записках мягко прощает это «воздержание» и подчеркивает, что лично он был за отклонение условий мира (при предварительных партийных совещаниях), то он только потому был тогда столь радикален, чтобы именно написать об этом впоследствии в своих записках, а главное — потому, что все равно колоссальное большинство в пользу принятия Брест-Литовского договора было в рейхстаге обеспечено. Все это произвело громадное впечатление во всей Европе, и правительства Антанты поспешили, конечно, это впечатление в своих целях использовать. «Вот германский мир! Вот что Вильгельм и его генералы делают с народами, которые хотят с ними мириться. Вот та поддержка, которую германские социал-демократы оказывают социалистическому русскому правительству!»
Вариации на эти темь; составили чуть ли не главное содержание антигерманской пропаганды в Англии н Америке (заведовали этой пропагандой лорд Бивербрук и лорд Норсклпфф). Во Франции протест Советского правительства против Брест-Литовского мира произвел впечатление, которое, по утверждению наблюдателей, ни с чем нельзя сравнить, притом произвел это впечатление именно в наиболее радикальных слоях рабочего класса, где говорили, что войну можно и должно закончить революционным путем; против «грабительского мира» протестовало ведь коммунистическое правительство, принужденное его подписать, — правительство, во главе которого стоял Ленин, лидер левого крыла в Циммервальде и Кинтале. В центральных странах (особенно в Швейцарии, Дании, Голландии, Швеции) возмущение Брест-Литовским миром и особенно поведением германской социал-демократии в этом вопросе в рабочих кругах было весьма определенное. Ничто в ее прошлом так не повредило ей, как поведение в эпоху Брест-Литовска.
Все это, конечно, создавало благоприятную атмосферу для держав Антанты, твердо решивших продолжать борьбу вплоть до капитуляции Германии, и до осуществления намеченных Антантой завоеваний. Конечно, Антанта и до Брест-Литовского мира и без Брест-Литовского мира была полна завоевательных стремлений и хотела разгромить Германию, но рядом с этим и в Англии, и во Франции, и в Италии уже проявлялась страшная усталость, раздражение в массах, жажда мира. Все это были факторы, которые, казалось, в 1917 г. могли бы отчасти помешать правителям Антанты провести полностью всю их завоевательную программу. А Брест-Литовский мир в том виде, как он был заключен, именно вследствие совсем неумеренных захватов на востоке облегчил правительствам Антанты дальнейшую агитацию против Германии. Грабительские условия Брест-Литовского мира были роковой ошибкой германской военной партии и явились одним из обстоятельств, потом облегчивших проведение подобных же условий в Версале в 1919 г. Об этом теперь не спорят и в германской историографии. Не заключение мира с Россией, а грабительские условия этого мира — вот что повредило Германии. Английское и французское правительства с самого начала войны высказывали желание разгромить Германию, но только после конца брест-литовских переговоров могли окончательно зажать рот всем, кто уже в 1917 г. громко и настойчиво начинал требовать мира.
3) Наконец, Брест-Литовский мир со всеми его последствиями имел еще одно чрезвычайно существенное значение. Правда, в первое время рабочие Германии и Австрии, страшно утомленные войной, измученные недоеданием, были довольны тем, что (как им внушалось) «голодная блокада», наконец, прорвана, что богатая Украина их накормит, наконец, что воевать отныне придется лишь на одном фронте и, следовательно, война (что тоже им внушалось) скоро окончится. Лишь постепенно, когда обнаружилась вся ничтожность реальной продовольственной помощи со стороны Украины п когда —
с конца лета 1918 г. — оказалось, что воевать стало на западном фронте еще труднее, чем прежде, это настроение стало снова (и уже окончательно) резко меняться, и тогда о Брест-Литовском мире стали говорить как о новом обмане рабочего класса и т. п. Но более существенным и непосредственным результатом Брест-Литовского мира было то явление, которое германские генералы начали тогда же называть «большевизацией» (die Bolschewisiemng) солдатских масс германской оккупационной армии на востоке. Вильгельм впоследствии, с отличающей его иногда непосредственностью, признавался, что германское верховное командование «значительно недооценило заразительность» большевизма для Германии, и прежде всего для ее войск. Фактически дело получило такой оборот, что германские войска, летом и осенью 1918 г. перебрасываемые с востока на западный фронт, были часто настроены очень раздраженно, а некоторые солдаты даже вполне революционно, и их настроение все ширилось и распространялось, по мере того как все страшнее свирепела война на западном фронте. Теперь нет уже ни малейших сомнений, что пребывание в оккупированных частях революционной России сильнейшим образом повлияло сначала на отдельные части германской армии, а потом и на всю германскую армию. Но это стало резко сказываться только тогда, когда начались систематические неудачи.
Таковы были последствия Брест-Литовского мира, в конечном счете гибельные для Германской империи. Но все это сказалось лишь впоследствии, правда очень скоро, в том же навеки памятном в истории 1918 г. А пока, сейчас, после Брест-Литовского мира, все казалось для германского правительства опять, после долгого перерыва, таким лучезарным, удачным, обнадеживающим. Оставалось только сделать последнее великое усилие. Обе стороны готовились к решающему столкновению. Неслыханная в летописях человечества трагедия приближалась к концу.
