История политических и правовых учений. Курс лекций. 2-е издание. Учебное пособие - Елена Тимошина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закон природы – один на всех, все равны перед ним. Он справедлив и не зависит от чьей-либо воли. «Справедливое существует от природы, а не по установлению, равно как и закон, и верный разум (так говорит Хрисипп в книге “О прекрасном”)». (VII. 129). Получается, что, с одной стороны, свободным может стать только мудрец, и в этом утверждении проявляются индивидуалистические мотивы стоицизма, а с другой – справедливость имеет общечеловеческое значение. Поэтому философия стоиков, преодолевая границы отдельных полисов, обосновывает космополитизм. Все люди становятся гражданами одного мирового государства. Греческий историк Плутарх свидетельствует, что «государственная система основателя стоической школы Зенона сводится к единственному положению, чтобы мы жили не особыми городами и общинами, управляемыми различными уставами, а считали бы всех людей своими земляками и согражданами, так, чтобы у нас была общая жизнь и единый распорядок, как у стада, пасущегося на общем пастбище».3
Человек, полагают стоики, общителен и деятелен. Поэтому стоический мудрец не избегает политической деятельности, он, как и все, является гражданином всемирного государства. Наилучшая форма государства – смешанная, включающая в себя элементы демократии, царской власти и аристократии.
§ 3. Римские стоики
Римских стоиков – государственного деятеля Сенеку, бывшего раба Эпиктета и императора Марка Аврелия – объединяет приверженность идеалам греческой стоической школы и критическое отношение к эпикурейцам.
В это время (I–II вв.) полисные идеалы окончательно уходят в прошлое. Рим превращается поистине в мировую державу. Однако это не приносит счастья народу Рима. Власть все чаще получают подлецы и проходимцы, вроде Калигулы и Нерона. Значения сената падает, народное собрание уже не играет какой-либо роли. И хотя до падения Рима под ударами варваров еще далеко, в обществе уже чувствуется упадок сил, что нашло свое выражение и в философии римских стоиков. В ней, по сравнению с греческой, больше фатализма и аполитичности. Это заметно не только у вольноотпущенника Эпиктета, но и у Сенеки и Марка Аврелия.
Луций Анней Сенека родился в Испании, но вся его активная политическая и философская жизнь прошла в Риме. Он был воспитателем Нерона и фактическим правителем Рима. Но повзрослевший Нерон, заподозрив учителя в заговоре, приказал ему покончить жизнь самоубийством. Сенека приказ выполнил.
Писал Сенека много и в разных жанрах. Как философ он – моралист. Однако, в отличие от Сократа, он не всегда следовал моральным максимам, которые проповедовал. В жизни этот богач и интриган оправдывал себя тем, что он стремится быть мудрым, но еще не успел им стать. «Если философы и не поступают всегда так, как говорят, то все-таки они приносят большую пользу тем, что они рассуждают, что они намечают нравственные идеалы. А если бы они и действовали согласно своим речам, то никто не был бы счастливее их», – писал Сенека4.
Счастливая жизнь – это жизнь в согласии с природой, с опорой на собственный разум, утверждает Сенека, повторяя своих греческих предшественников. Следует отказаться от всего лишнего и жить в гармонии с самим собой. Для этого нужно правильно представлять себе систему ценностей. На первом месте стоит жизнь, но она ценна не сама по себе. Она имеет смысл тогда, когда наряду с ней человек обладает свободой, целомудрием и здравым рассудком. Стать свободным можно, лишь познав судьбу. Свобода поэтому носит этический, духовный характер. Несвобода (рабство) распространяется только на тело, дух же мудреца всегда свободен, а это и есть истинная свобода. «Заблуждается, кто полагает, что порабощение простирается на всего человека: лучшая часть его изъята. Тела принадлежат господам и присуждены им по закону, дух же независим» (с. 63). Поэтому раб может быть столь же свободным, как и не раб. Вообще все люди равны перед судьбой и в этом смысле равны между собой. Этим обусловлена социальная природа человека. Люди пользуются взаимными услугами, благодаря этому жизнь делается благоустроенной. Если разъединить людей, то они погибнут. «(Природа) дала две силы, которые человека слабого сделали весьма крепким, – разум и общество; благодаря им тот, кто, взятый в отдельности, не может даже ни с кем поравняться, обладает миром… Уничтожь общество, и ты разрушишь единство человеческого рода – единство, которым поддерживается жизнь…» (с. 87).
Все люди, принадлежащие к этому миру, – братья. Поэтому люди являются членами одного общего государства – космополиса, а отдельные государства во многом носят случайный, преходящий характер. «Мы должны представить в воображении своем два государства: одно – которое включает в себя богов и людей; в нем наш взор не ограничен тем или иным уголком земли, границы нашего государства мы измеряем движением солнца; другое – это то, к которому нас приписала случайность. Это второе может быть афинским или карфагенским или связано еще с каким-либо городом; оно касается не всех людей, а только определенной группы их. Есть такие люди, которые в одно и то же время служат и большому, и малому государству, есть такие, которые служат только большому, и такие, которые служат только малому»5. Какое государство предпочтительнее? Конечно, большое. Однако нельзя сбрасывать со счета и малое. Ведь сам Сенека служил и тому, и другому как философ и как политический деятель.
Своеобразно решает Сенека проблему соотношения права и морали. С одной стороны, мудрец – высоконравственное существо и ему принадлежит весь мир. Но с другой – вещи этого мира могут находиться в чьем-либо владении – государств или отдельных людей, даже мудрецы обладают какой-то собственностью. Как примирить это противоречие? Сенека нашел, пожалуй, единственно верный путь. Он различает моральное право и право юридическое: «мудрец всем обладает в душе, но по юридическому праву – он обладатель только своей собственности» (с. 162). Несмотря на то что Сенека, как и другие стоики, выше права ставит мораль, но все же в практической, а не умозрительной жизни право занимает достойное место.
Эпиктет значительно усилил моральный ригоризм стоицизма. Мудрецу следует отказаться от всего, что не зависит от его воли. От воли человека зависят лишь его желания, причем, независимо от того, реализуются они или нет. Тело же человека не находится в его власти, а подвержено разнообразным случайностям. Поэтому, пишет бывший раб, «тюрьмы, цепи и оружие не поработят моего духа. Тело мое могут взять; но дух мой свободен, и ему никто ни в чем не может помешать, и потому живу я так, как хочу» (с. 237). Мудрец, таким образом, должен отрешиться от всего лишнего и заниматься нравственным самосовершенствованием. Причем не только на словах, как Сенека, но и на деле.
Казалось бы, что мудрец, который не высоко ставит земные блага, будет с презрением относиться к политической деятельности, но Эпиктет убежден, что человек нравственный не должен отказываться от власти. Напротив, «только испорченный нравственно человек способен отказаться от обязанности помочь нуждающимся, так же как низко уступать свое место дурным: глупо желать быть дурно управляемым, нежели управлять хорошо самому» (с. 265). Этот призыв касается только того, кто умеет управлять, т. е. умного, образованного человека. А всем остальным «похвально уступать закону, власти и уму» (с. 264). Тогда и проживешь жизнь спокойно.
В случае с Марком Аврелием сбылась мечта Платона: философ оказался на троне. Марк Аврелий осознавал значимость этого события и любил повторять изречение Платона: «Государства процветали бы, если бы философы были властителями или если бы властители были философами»6. Он был хорошим императором. Вел успешные войны, расширяя пределы империи, укреплял государственный аппарат и т. д. В общем, буквально следовал совету Эпиктета.
После себя он оставил не предназначавшиеся для публикации размышления «Наедине с собой». В них звучат уже традиционные для стоиков мотивы. С одной стороны, – пренебрежение к земной человеческой жизни, с другой, – идеи равенства, космополитизма и служения людям. «Если духовное начало у нас общее, – пишет философ-император, – то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду» (с. 288). Марк Аврелий различает общечеловеческое и политическое в человеке и стремится совместить то и другое. Так, о себе он пишет: «Каждому полезно то, что согласно с его строем и природой. Моя природа – существа разумного и гражданственного. Для меня, как Антонина, град и отечество – Рим, как человека – мир. И только полезное этим двум градам есть благо для меня» (с. 311).