Инь и Янь. Современные рассказы - Генрих Корн

– Анька права, – сказал Козер. – Русские действительно просрали Россию. Они безнадёжны. Женечка, ты случайно не кончила под столом, милая?..

– Ну зачем вы так с ним? – укорила Женечка кого-то в пустоте и стыдливо сдвинула ноги.

– Ты знаешь, Олег Генрихович, я всё равно не думаю, что в этом вопросе всё так просто, – невесело сказал Ваня.

– Почему, Иван Арнольдович?

– Да не знаю… Помнишь старую деревянную лавочку в большом парке неподалёку? Как он, кстати, называется?.. А, неважно… Так вот… Я живо представил себе такую картину. На доске будто разлита чёрная такая… слизь, что ли… таким плотным, неизгладимым пятном… Такое мощное пятно, что лавочке уже никогда не отмыться… И вот – раз… как бы кадр меняется, и пятно несколько посветлело… Я не верю своим глазам!.. Потом – хоп! – опять кадр меняется, и пятно как-то непростительно для своей мощи вжалось в дерево… настоящая чернота осталась только в многочисленных трещинах… И так, постепенно, кадр за кадром, всё пятно очутилось в дереве… Старая лавочка съела то пятно!.. Это меня натолкнуло на определённые мысли…

– Думаешь, старушка Рашка опять всё проглотит?

– Не знаю. На днях мне принесли картину какого-то местного художника. Говорят, что нашли на помойке. Там вроде ничего особенного – сидит голая девка на Козероге, надписи, образы разные, в общем, современный сюр, но такой чудовищной силой веет от работы!.. Я, честно говоря, проникся… Не знаю, как автор это назвал, а мне пришло на ум что-то типа «Во власти Козерога». До сих пор под впечатлением…

– Ну, тебе видней, ты – художник, но при чём здесь эта картинка с помойки и Рашка?

– При том, что это и есть живая Рашка!.. Картинки я рисую, Олег, а тут именно что настоящая картина!.. А автор взял и выбросил её на помойку! Зачем он это сделал? Что ему не понравилось? И откуда в их работах такая непонятная чудовищная сила? У меня есть знакомый музыкант, наци, так он от всего отказался, телик не смотрит, кино игнорирует, свою любимую рок-музыку не слушает, исключительно русскую классику. Я над ним смеялся. Ну как так?.. Это всё равно что, не желая вдыхать загрязнённый воздух, перестать дышать. Ну как ты перестанешь дышать? Никак. Лёгкие работают – дышишь. Чем? Загрязнённым воздухом. А он везде. Ту же русскую классику русские, что ли, играют в филармониях и консерваториях? А он, этот наци, дышит, непонятным образом отплёвывает грязь, и в каждой своей новой песне выдыхает чистую живую Рашку!.. Так что Старушка может и проглотить… Тут уж так сразу и не скажешь, кто кого ест – мы их или они нас…

– Ой, Иван, не начинай! Ты ещё Евангелие начни нам проповедовать! Анна Исаковна, скажи ему!..

– Кровь Его, Ванечка, на нас и на детях наших!.. – ухмыльнулась Анечка. – Проглотит, не проглотит… Женька, ты не глотала ещё Олежкину сперму? Советую проглотить. Добротная сперма, не то что у твоего мужа.

– Ну, Анька!.. Что ты такая злая?.. – укорила Женечка кого-то в пустоте.

– Ну, Женька!.. Что ты такая глупая?.. – брызнули все втроём, хором, кому-то в Женечкиной пустоте. – Поехали лучше к Ивану! Он же живёт один!

Женечка не хотела ехать к Ване, но почему-то поехала. Поехав, не хотела долго засиживаться, но почему-то не только засиделась, но и залежалась. Чего уж она точно не хотела, так это глотать Олежкину сперму, но почему-то наглоталась до тошноты.

Когда Женечка приехала домой, муж тут же встал с постели и заботливо пошёл разогревать остывший ужин.

– Я не виню тебя, Женя, что ты осталась, – сказал он. – Наверно, я был слишком резок с твоими друзьями. Прости меня. Я сам во всём виноват. Они – хорошие люди, а я… мне надо было вести себя чуть более позитивно. Но они говорили такую чушь, что я… что мне… Особенно меня огорчила Аня. Я ведь всё принял на твой счёт. А зачем я должен это принимать? Я знаю, что ты мне никогда не изменишь. Ты любишь меня, а я люблю тебя. Любовь – это же ведь позитив. Просто им не хватает любви. Мне просто жаль их, Женя.

Женечка слушала его, чуть заметно покачиваясь и глядя в одну точку перед собой, а потом её лицо подёрнулось мелкой нервной дрожью, и она жёстко, стиснув зубы, процедила кому-то в пустоте:

– А мне тебя не жаль. Я тебя ненавижу. Такие, как ты, всё всегда просирают…

На следующий день её нервозность усугубилась непрестанной истерикой, и Женечка, собрав вещи, уехала жить к маме.

* * *

Где-то под Новый год на остановке у коммерческой палатки «Козерог» возле школы, к которой вплотную прилегал безымянный парк на окраине города, встретились двое молодых парней. Один из них в ожидании приятеля стоял здесь на морозе не менее четверти часа и заметно закоченел. Другой только что выпрыгнул из маршрутки, и его лицо красноречиво и неподдельно выражало всяческую виноватость.

– Здорово, – недовольно протянул ему руку первый, с восточной бородкой. – Чё так долго-то?

– Да у меня дома хрень всякая! – воскликнул второй, утончённый, аккуратный, в стильных очках. – Сестра умом тронулась. Истерики каждый день закатывает… Хорошо, что вообще удалось свалить оттуда… Мать еле отпустила…

– Да ладно!.. Женька? Чё это вдруг?

– Я знаю, что ли?! От мужа ушла. Непонятно, что у них там произошло…

– А чё говорит?

– Говорит, что она – Россия…

– Чё?

– Ну «чё», «чё»? Говорю же, с ума человек сошёл. Говорит, типа, она – это Россия и её е**т все подряд.

– Офигеть!.. Круто, слышь!..

– Да пошёл ты! Куда идём-то?

– К Вере Козловой.

– К Козловой?! Она чё, опять оргию затеяла, что ли? Тихая девочка, блин!.. Я уже боюсь эту «тихую» девочку!.. И те две дуры тоже будут?

– Все будут, кроме Яночки и пидора Макса, конечно.

– Офигеть! Ну пошли. А где пирсинг твой, кстати?

– Нигде. Отстань. Тебя слава «порнозвезды» не зае**ла? Я ещё и бороду сбрею нах**.

Они купили в палатке несколько банок «Amore», «Black Russian» и «Ягуара» и уже через десять минут стеснительно сидели на диванчике в квартире Веры Козловой.

Впрочем, стеснительно сидели не только они, но и обе «дуры» – девица, чрезвычайно высокая и чрезвычайно худенькая в чрезвычайно обтягивающих джинсах, и девица, чрезвычайно броская и чрезвычайно некрасивая. И та, и другая выглядели ново и свежо – с неузнаваемыми причёсками, с неузнаваемым цветом волос и даже неузнаваемым выражением лиц.

Сама же хозяйка, тихая девочка с хвостиком, была подчёркнуто узнаваема. Разве что её весёлость переходила обычные флегматичные рамки, порой шокируя нездоровой возбуждённостью.

Но в первую очередь нездоровой возбуждённостью шокировали изображения на обращённом к собравшимся мониторе компьютера. Кажется, это была чистейшей воды грязнейшая порнография.

– Вера сказала, что это не порнография, – в один голос опередили немой вопрос пришедших парней обретавшиеся тут же, подле монитора, оба модных юноши.

– Это эротика, Вера сказала, – с усмешкой добавил модный юноша в рубашке в клеточку.

– С глубоким смыслом, сказала Вера, – с усмешкой добавил модный юноша в рубашке в полосочку.

– Ну хватит вам! – с нездоровым возбуждением вскрикнула тихая девочка Вера. – Мне этот фильм нравится! Он очень красивый и очень умный!

– Да уж! – закатила ядовито подведённые глазки некрасивая девица.

– Я смотрю, ум так и брызжет, – заулыбалась высокая в обтягивающих джинсах.

– А в чём смысл-то? – спросил кто-то из пришедших.

– Девка всё время ищет на свою… э-э… новые пикантные приключения, – ответил модный юноша в рубашке в клеточку.

– Не девка, а девушка, – поправила его тихая девочка.

– Баба, – поправил её модный юноша в рубашке в полосочку.

– И чё? – недоумевал кто-то из пришедших.

– И всё, – сказала некрасивая. – «Порнуха» и смысл – вещи несовместимые.

Тихая девочка негодующе всплеснула руками.

– Неправда! Порнография ставит в центр половой акт и смакует всякие гадости, а эротика восхищается красотой человеческого тела во всех его проявлениях.

– А я думаю, чего это мне так гадко от этой красоты, – вставила высокая.

– Наверно, ты нашу сногсшибательную «порнушку» вспомнила, – робко хихикнул модный юноша в рубашке в полосочку.

– Так, хватит!!! – брызнули искрами обе девицы.

– Пардон, это была эротика, – робко хихикнул модный юноша в рубашке в клеточку, обождав момента, когда искры обиженно попадали на пол.

– Вот вы всё хихикаете, – укорила тихая девочка, – а между тем за полфильма ещё ни одного полового акта как такового не было.

– Зато гениталии крупным планом через каждые пять минут! – ухмыльнулся модный юноша в рубашке в полосочку.

– Офигеть!.. А я ещё ни разу не видел! – воскликнул кто-то из пришедших.

– Да чё там смотреть? – ухмыльнулся модный юноша в рубашке в клеточку. – Волосатая такая. Все складочки, впадинки, выпуклости – всё в волосах. Без вкуса, без цвета, без запаха.