Апокриф - Владимир Гончаров

Флаг-коммодор Ксанд Авади действительно побывал вчера у высшего руководителя ведомства и получил совершенно несправедливый нагоняй. Впрочем, к подобным нападкам за многие годы пребывания на своем посту он привык и относился к ним как к неизбежному злу.

Нынешний глава ФБГБ был уже третьим по счету, с которым Мамуле приходилось иметь дело. Одного он переварил еще при прежнем президенте, а этот был уже вторым ставленником нынешнего. По традиции, сложившейся после Шестилетней войны и ухода в мир иной блаженной памяти Кафорса, который представлял собою последнего настоящего профессионала на этой должности, сей многотрудный пост доверялся исключительно креатурам президента и при этом верным сынам «Объединенного Отечества». Глубоких познаний в области проведения спецопераций, мало-мальского опыта оперативной работы, или отличных аналитических способностей от таких кандидатов не требовалось. В их задачу входило обеспечение вполне определенного политического направления деятельности ведомства. Что касалось технического исполнения соответствующих заказов — так это как раз отдавалось на заботу специалистов, вроде Ксанта Авади, Тиоракиса и прочих, которых держали на коротком поводке и запросто увольняли в случае проявления излишней строптивости или недостатка лояльности.

В соответствии со своей философией Мамуля не видел ничего оскорбительного в таком положении вещей и честно служил Его Величеству Балансу, на рычагах которого лица, возглавлявшие ФБГБ, были таким же мелким разновесом, как и он сам. Собственная жизненная концепция вовсе не обязывала Ксанта Авади любить свое начальство, и он мог позволить себе роскошь спокойно презирать его, если оно того заслуживало с точки зрения профессионала. В то же время, будучи человеком военным, причем старой школы, он не мыслил себя вне субординации. Мамуля мог и умел спорить с руководством, но если не удавалось отстоять свою точку зрения, он не представлял для себя возможности отказаться от исполнения даже совершенно дурацкого приказа. В таких случаях начальник Пятого департамента видел свою профессиональную задачу в том, чтобы, проявив лучшие качества спеца, по возможности сгладить негативные последствия идиотского распоряжения.

В начале неприятного разговора в высоком кабинете Ксанту Авади, по обыкновению, пришлось выслушать глупейшую и бесполезнейшую политическую увертюру, без которой в подобных случаях не может обойтись ни один политикан, поставленный руководить делом, в котором он ничего не смыслит. Оно и понятно: надуть щеки, ущучив специалиста в его же собственной теме, трудно, а вот обвинить профессионала в политической близорукости, в непонимании «текущего момента» и других подобных трудноуловимых и малоконкретных прегрешениях — с нашим удовольствием.

Едва сдерживаясь, чтобы не кривиться лицом, Ксант Авади с деланным вниманием воспринимал высокомерное руководящее бульканье: «в то время как президент…», «партия совершает титанические усилия», «важнейшая задача сохранения стабильности…», «возглавляемый вами департамент недооценивает…», «бьете по хвостам, в то время, как нужно работать на опережение…», — и снова: «президент, как гарант конституции…» «Господи! — с тоской думал Мамуля. — Ну, как же они не могут обойтись без этого словоблудия! Ну, на хрена мне все эти его запевы? Ну, неужели нельзя сразу сказать, чего от нас нужно? Что мы, девка нецелованная, чтобы турусы на колесах разводить, перед тем как сказать: «Отдайся!» Нет! Мы — девка опытная, умелая, состоящая на службе и отказать права не имеющая. Все сделаем в лучшем виде! Ну, начнешь ты, наконец, о деле? Ах, вот оно что… Острихс?..

Анализируя состоявшийся разговор и полученное задание, Ксант Авади довольно легко вычленил основной повод к панике, которая возникла в политическом руководстве страны в отношении не занимавшего никаких постов и не принадлежавшего ни к каким партиям Острихса Глэдди. Его чудачества, как изволил выразиться Тиоракис, за последние три с небольшим года привели к незапланированным проигрышам уже пятнадцати кандидатов от «Объединенного Отечества» на выборах всех уровней. К счастью для правящей партии, Острихс подключался к предвыборной агитации на первый взгляд совершенно случайно, будто из озорства. Почти наверняка можно было сказать, что у него не было какого-либо плана, направленного к реальному изменению давно устоявшегося политический расклада. Просто он вдруг вставал на сторону какого-нибудь кандидата, противостоявшего в данном округе выдвиженцу «Объединенного Отечества» — и участь выборов была решена. Опять же, Острихс не набивался ни к кому со своими предложениями оказать помощь в завоевании электората. Это за ним шла настоящая охота. Он лишь принимал решение, как будет «шалить» в данном конкретном случае.

Слава «Чужого» в качестве «делателя депутатов» росла в последние годы как снежный ком, а ее возникновению Острихс был обязан утечкам информации из предвыборного штаба Виисты Намфеля, которому он помог избраться членом Федеральной Палаты парламента, а его сыну сменить отца на посту Ялагильского мэра. Конкуренты Намфеля, а также журналисты, пишущие на политические темы, быстро докопались до главной причины успехов старого лиса, найдя ее в уникальном даре некого вполне еще молодого человека, недавно вернувшегося из довольно длительного и не очень понятного заграничного вояжа. Раскопки не столь далекого прошлого Острихса и его взаимоотношений с Намфелем дали писакам массу материала для сенсационных статей, завораживающих домыслов и основу для соответствующих заработков, а политтехнологам — головную боль и задачу заполучить уникума в распоряжение тех сил, которые они обслуживали.

Казалось бы, все козыри для приобретения такого ценного индивида в свое безраздельное распоряжение были у «Объединенного Отечества», однако не вышло. Острихс упорно желал оставаться совершенно независимым. Никакие соблазны в виде почетных синекур, предложений участия во власти, блестящей карьеры или просто денег на него не действовали, а средств надавить на упрямца не находилось. Он не был обременен семьей: из родственников (если в его случае допустимо говорить о родственниках) оставалась только мать, после смерти своего мужа перебравшаяся на жительство в пансионат для престарелых с очень неплохими условиями. Содержание самого себя ему также не доставляло особенных хлопот. Пожив достаточное длительное время в молодежной общине, где презрение к вещам являлось одним из столпов ее внутренней морали, Острихс привык довольствоваться самым малым. А на это средства у него всегда находились. Приобретя свою особую известность, он свободно перемещался по стране, и где бы ни появлялся — всегда находились люди, готовые предоставить кров и пищу и ему самому, и его спутникам не без расчета, конечно, на получение соответствующей благодарности в виде использования гостем своего дара в их интересах. Урок альянсов, преподанный когда-то Виистой Намфелем, не прошел даром, и Острихс научился не отвергать «руку дающего», если речь шла о средствах, необходимых для поддержания собственного существования, при условии, что это не нарушало его личной свободы в тех рамках, которые он сам для себя определил. Возможно, именно поэтому у эмиссаров «Объединенного Отечества» с ним ничего не получалось. Партия власти ничем ни с кем не хотела делиться, в том числе, таким инструментом, каким являлся Острихс. Другие тоже были бы не прочь установить на него монополию, но по своему положению в системе не могли капризничать и поэтому довольствовались даже случайным успехом, если удавалось заполучить его хотя бы и на разовую акцию. А могло быть и так, что Острихс, становясь на сторону более слабого, удовлетворял таким образом какое-то свое личное понятие о справедливости. Есть такая категория людей, которые всегда желают проигрыша сильному. А могло быть еще как-нибудь… А могло — и все вместе… И вот, в итоге, где-то на самом верху решили, что все это пахнет заговором против партии власти, интересы которой составляющие ее люди давно привыкли отождествлять с интересами государства. Вот вам и покушение на государственную безопасность!

— Знаете, какую базу они под это подводят? — спросил Мамуля у Тиоракиса, ткнув пальцем в направлении потолка.

Тот, понимая, что вопрос носит риторический характер, отрицательно покачал головой.

— Их там ужасно беспокоит, что по отношению к не подозревающему ничего избирателю применяют недозволенные методы психотехнического воздействия и таким образом лишают народ гарантированного конституцией (заметьте!) права свободного выбора. Собственно, в этом и состоит покушение на демократию как основу нашего государственного строя. Улавливаете логику? А инструмент этого незаконного воздействия — наш «Чужой», простите за невольный каламбур… Теперь вам понятно, каким боком ко всей этой электоральной истории подвязали родной департамент?