Имя ветра - Патрик Ротфусс

— Чтобы снять запрет, требуется только одно, — сказал Лоррен.

Я изо всех сил боролся с безумной улыбкой, выползающей на лицо.

— Все, что угодно.

— Продемонстрируй терпение и благоразумие, которого прежде тебе недоставало, — ровно сказал Лоррен и перевел взгляд на книгу на столе. — Доброго утра.

На следующий день один из рассыльных мальчишек Джеймисона пробудил меня от крепкого сна в «Лошади и четверке». Он сообщил, что за четверть часа до полудня меня вызывают на рога. Меня обвиняли в «поведении, неподобающем члену арканума». Моя песенка наконец дошла до Амброза.

Следующие несколько часов я провел с ощущением легкой тошноты в желудке. Это было именно то, чего я надеялся избежать: возможность Амброзу и Хемме свести со мной счеты. Что еще хуже, это наверняка опустит мнение Лоррена обо мне еще ниже, вне зависимости от исхода.

Я пришел в Зал магистров рано и с облегчением обнаружил, что атмосфера куда более спокойная, чем когда меня катали на рогах за злоупотребление против Хемме. Арвил и Элкса Дал улыбнулись мне, Килвин кивнул. Я с облегчением почувствовал, что среди магистров у меня есть и друзья, которые помогут уравновесить нажитых врагов.

— Отлично, — энергично сказал ректор. — У нас есть десять минут до начала экзаменов. Я не хочу отставать от графика, поэтому предлагаю начать прямо сейчас. — Он оглядел остальных магистров, все согласно кивнули. — Ре'лар Амброз, изложите свое обвинение. Не более минуты.

— У каждого из вас имеется экземпляр песни, — запальчиво начал Амброз. — Она оскорбительна и порочит мое доброе имя. Это постыдное поведение для члена арканума. — Он сглотнул и стиснул зубы. — Все.

Ректор повернулся ко мне:

— Что скажете в свою защиту?

— Да, песня безвкусная, ректор, но я не ожидал, что она так разойдется. На самом деле я спел ее всего один раз.

— Понятно. — Ректор посмотрел на листок, лежащий перед ним, и откашлялся. — Ре'лар Амброз, разве вы ишак?

Амброз окоченел.

— Нет, сэр, — ответил он.

— У вас, ммм… — Он снова откашлялся и прочитал с листа: — «Кончик, мягкий как пончик»?

Несколько магистров попытались скрыть улыбки. Элодин заухмылялся в открытую.

Амброз вспыхнул:

— Нет, сэр.

— Тогда, боюсь, я не вижу проблемы, — отрезал ректор, роняя листок на стол. — Я предлагаю заменить обвинение в «неподобающем поведении» на «непристойную выходку».

— Присоединяюсь, — сказал Килвин.

— Кто за? — Поднялись все руки, кроме Хемме и Брандье. — Предложение принято. Накладывается наказание в виде официального письма с извинениями, адресованного…

— Ради бога, Артур, — взорвался Хемме. — По крайней мере, пусть это будет публичное извинение.

Ректор зыркнул на Хемме, потом пожал плечами.

— …Официальное письмо с извинениями, опубликованное до начала осенней четверти. Кто за? — Поднялись все руки. — Предложение принято.

Ректор оперся на локти и посмотрел сверху вниз на Амброза.

— Ре'лар Амброз, в будущем воздержитесь от траты нашего времени по надуманным поводам.

Я чувствовал, как Амброз пышет яростью, словно жар от огня.

— Да, сэр.

Не успел я порадоваться, как ректор повернулся ко мне.

— А вы, э'лир Квоут, ведите себя более прилично в будущем.

Его жесткие слова немного подпортил Элодин, начавший напевать мелодию «Ишак, ишак».

Я опустил глаза и с трудом поборол улыбку.

— Да, сэр.

— Свободны.

Амброз развернулся на каблуках и унесся прочь, но, прежде чем он исчез за дверью, Элодин вслух запел:

Превосходной породы ишак —Это сразу видать по рысям!За один медный пенни — пустяк! —Покатиться позволит он вам!

Мысль о публичном извинении в письме казалась мне унизительной. Но, как говорится, лучшая месть — это сладкая жизнь, поэтому я решил не обращать внимания на Амброза и наслаждаться роскошным бездельем в «Лошади и четверке».

Но я блаженствовал всего два дня. На третий день «Лошадь и четверка» обзавелись новым хозяином. Невысокого жизнерадостного Каверина сменил долговязый тощий человек, сообщивший мне, что в моих услугах здесь больше не нуждаются. Мне велели освободить комнаты до наступления ночи.

Было неприятно, но я знал на этой стороне реки еще по меньшей мере четыре-пять трактиров подобного уровня, и в любом запрыгали бы до небес, радуясь возможности заполучить музыканта с талантовыми дудочками.

Но трактирщик в «Остролисте» отказался говорить со мной. «Белый олень» и «Корона королевы» были довольны своими нынешними музыкантами. В «Золотом пони» я прождал больше часа, пока не понял, что меня вежливо игнорируют. К тому времени, когда я повернул к «Королевскому дубу», я уже дымился от злости.

Амброз. Я не представлял, как он это сделал, но знал, что это он. Возможно, подкуп или слух, что любой трактир, нанявший некоего рыжего музыканта, потеряет прибыль, лишившись многих богатых клиентов.

Я прошелся по всем трактирам на этой стороне реки. Меня уже завернули из высшего класса, но оставалось еще много приличных мест. В течение нескольких следующих часов я попытал счастья в «Отдыхе пастуха», «Кабаньей голове», «Крюке в стене», «Жезлах» и «Рыцарском плаще». Амброз действовал весьма тщательно: нигде мной не заинтересовались.

Был уже ранний вечер, когда я добрался до трактира «У Анкера», и к тому времени продолжать поиски меня заставляло только чистое упрямство. Я был намерен опросить все трактиры на этой стороне реки, прежде чем снова заплатить за койку и карточку на еду.

Когда я подошел к трактиру, Анкер стоял у входа, на стремянке, собственноручно приколачивая на место длинный кедровый косяк. Он посмотрел на меня сверху вниз.

— Ага, значит, это ты, — сказал он.

— Прошу прощения? — недоуменно переспросил я.

— Да тут приходил один парень и сказал, что если я найму молодого рыжего музыканта, то огребу большую кучу неприятностей. — Он кивнул на мою лютню. — Наверняка это ты.

— Тогда ладно, — сказал я, поправляя ремень футляра на плече. — Не буду тратить ваше время.

— А ты его пока и не тратишь, — возразил он, слезая со стремянки и вытирая руки о рубашку. — Моему заведению не помешала бы музыка.

Я недоверчиво посмотрел на него:

— А вы не боитесь?

Он сплюнул.

— Проклятые кровососы думают, что могут купить солнце с неба!

— Этот, наверное, мог бы себе позволить и такое, — мрачно сказал я. — И еще луну, если бы она ему понадобилась на обложку для книжки.

Анкер насмешливо фыркнул.