Операция "Фауст" - Фридрих Незнанский

  Меркулов стоял у окна, плюща нос о стекло, — наблюдая, как ветер сбивает капли дождя в маленькие ручейки и прижимает их к раме. Приближалась гроза.

  Время от времени Меркулов оборачивался ко мне, и тогда я видел темное пятнышко на кончике его носа — пыль с оконного стекла. Князь немного сдал за последний год, заботы начальника следственной части Мосгорпрокуратуры прибавили седины к его русым волосам и проложили две глубокие борозды от крыльев носа к подбородку. Но серо-голубые глаза моего начальника по-прежнему пытливо и всепонимающе смотрят на беспокойный мир. Он прерывает меня очень редко, в основном для замечаний вроде: «Повтори еще раз, но оставь теорию, только факты», или: «Теперь скажи, что ты сделал потом, но предположения отложи на неопределенное время». Но я все-таки и теоретизирую, и предполагаю, потому что иначе вообще ничего не получается и факты опровергают друг друга. Наедине с Костей меня еще больше давит сознание своей вины: если бы я тогда выслушал, что мне хотела сказать Ким...

  — А ты сегодня ел? — неожиданно прервал меня Меркулов и, не дожидаясь ответа, открыл дверь в приемную. — Клава, пожалуйста, принеси нам из буфета кофе и каких-нибудь бутербродов... штук шесть.

  — Ой, Константин Дмитриевич, что это у вас с носом? — испугалась секретарша и вытащила из своей сумочки надушенный платочек и пудреницу с зеркалом.

  Маленькое происшествие с меркуловским носом некоторым образом нас развлекло, и я действительно ощутил ужасный голод. Меркулов порылся в тумбочке стола, вытащил оттуда газету, отчертил ногтем какую-то статью на последней полосе.

— На-ка, почитай...

  Секретарша притащила поднос с кофе и бутербродами с ветчиной. Меркулов отхлебнул горячего кофе, по-детски выпятив губу, и пошел к двери.

— Як шефу, ненадолго. А ты пока съешь бутербродик и почитай.

   За окном уже хлестал ливень, сверкало и громыхало. В комнате стало темно. Я включил настольную лампу и уселся в меркуловское кресло. Газета московского военного округа «На страже Родины» была двухмесячной давности. Статья называлась «Десантники». Жуя хлеб с ветчиной и запивая их невкусным кофе, я начал читать.

   «...Взвод отрабатывает приемы рукопашного боя. Не на ковре в спортзале — на шершавом, как наждак, асфальте, под моросящим дождем парни «колют» друг друга штыками, «бьют» прикладами автоматов, саперными лопатами, сверкает сталь ножей. Пока бойцы увлечены уроком, поднимаю нож. Заточен, как бритва...

  — А вы думали — бутафория? — усмехается комбат. — Условности не для нас. Что прежде всего должен подавить парень в берете десантника? Страх!»

   Меркулов не просто так подсунул мне эту газету. И я внимательно вчитываюсь в каждое слово, написанное корреспондентом — как его? — Савкиным.

   «...Нынешние части спецназначения с входящими в них танковыми, артиллерийскими, саперными и другими подразделениями находятся в составе воздушно-десантных войск Министерства обороны СССР. Высаживаясь в качестве тактических десантов, они способны самостоятельно захватывать острова, военные базы, порты и аэродромы.

   Служба в батальоне спецназа требует особой подготовки. Среди тех, кто воспитывает и командует молодыми десантниками, случайных людей, отбывающих службу, а не отдающих ей все сердце, все силы, нет. Вот только один из батальонов спецназа. Сержанту Алексею Дубову...»

   Я машинально запихнул в рот целый бутерброд. Допил остатки меркуловского кофе.

   «...Сержанту Алексею Дубову 23 года. Судьба не раз испытывала его на излом. Он вырос в трудовой семье железнодорожников, в Бирюлеве, под Москвой. Попал в военно-воздушные войска спецназначения. Его подразделение было переброшено в ДРА. Однажды... Впрочем, пусть сам расскажет.

   — Мы помогали воинам афганской армии эвакуировать раненых из селения, подвергшегося нападению душманов. Я вошел в один из домов и почувствовал на себе взгляд. Резко обернулся: на меня летел с кинжалом здоровенный детина. Успел подставить приклад автомата. Удар отбил, но клинок вспорол кисть руки. Подсечкой опрокинул душмана. Тот в падении пытался заколоть меня кинжалом. Но не успел. Мой нож был быстрее...

   — Не считали, сколько у вас было таких стычек — один на один?

   — Почему же, считал. Их не забудешь. Двадцать две...» Я отложил газету. Которая же из них — двадцать третья, двадцать седьмая, — оказалась для тебя роковой?

   Гроза стихла. И как в хорошем спектакле, на пороге возник Меркулов. Он удовлетворительно осмотрел опустевшие чашки и блюдца. Достал из папки еще одну газету.

— У нас что — политзанятия?

  — Занятия по криминалистике, — ответил Меркулов тоном, каким учитель объясняет урок отстающему ученику.

  На этот раз статья называлась «Шаг в бессмертие», опубликована в «Красной звезде».

  «Взвод под командованием Владимира Ивонина получил задачу закрепиться на выгодном рубеже у ущелья в провинции Кунар. Сюда, по имеющимся данным, направлялась крупная банда душманов. В дозор командир взвода назначил сержанта А. Дубова и А. Морозова, а также рядовых Халилова и Смирнова с задачей не допустить внезапного нападения противника с тыла.

  И тут же в упор по командиру взвода лейтенанту Ивонину ударил пулемет притаившегося в кустах душмана. Но на мгновенье раньше на пути свинцовой струи встал сержант Дубов, грудью защитив командира...»

Я бросил на стол газету.

  Первый раз за три дня после смерти Ким нечто большее, чем бесконечные, многозначительные домыслы, выстраивалось у меня в голове... Это еще не было знанием. Меркулов называл это «предметно думать о будущем».

  Если автор письма — сержант из взвода Ивонина по фамилии Морозов, то мы можем найти одного свидетеля гибели Алексея Дубова. Если мы с Моисеевым правильно прочитали письмо к Ким, то ее убийство имеет непосредственное отношение к контакту с Дубовым. Ведь она хранила какие-то документы, присланные ей Дубовым. И судя по всему, этот Морозов знает их содержание. Убийцы, вероятно, искали у Ким эти бумаги и нашли... Надо искать воинскую часть, а точнее, взвод, которым несколько месяцев назад командовал лейтенант Ивонин. Надо разыскать также рядовых Халилова и Смирнова. Надо узнать, что в действительности произошло у них там, в Афганистане, потому что все это один узел, завязанный непостижимым образом. Но прежде всего нам нужен сержант А. Морозов...

  — Мы же договорились, Саша, берем только отдельные факты и вертим их со всех сторон, не связывая воедино. Пока...

  Веселое дело! Я даже не заметил, что говорю вслух, а Меркулов при этом послушно стоит около меня, восседающего в начальственном кресле.

  — Но мне кажется, что наличие «Фауста» в моем деле и в деле Гречанника не случайно, — все-таки говорю я, — нам надо попросить Жозефа и этого комитетчика, Балакирева, помочь нам в оперативной разработке военнослужащих. У лубянцев больше возможностей для того, чтобы пощупать подходы к военным, выяснить их причастность к этим двум убийствам. Согласитесь, что я прав.

  — Если ты хочешь, чтобы комитетчики у тебя отобрали дело, тогда ты прав... И не смотри на меня так остервенело, надо же предметно думать о будущем. Да, да, именно предметно, и нечего иронически вздыхать. Мы не поедем к товарищам лубянцам. Мы поедем к «боярам».

  «Боярами» у нас величали Главную военную прокуратуру: во-первых, она размещалась в старинном боярском особняке на улице Кирова, бывшей Мясницкой, во-вторых, военные прокуроры и следователи фактически подчинены другому ведомству—военному — и в сравнении в нами, штатскими, явно выигрывают в зарплате и всяческих льготах. Военная прокуратура сильна еще тем, что имеет определенную власть над КГБ: в случае провинности сотрудника госбезопасности его дело попадает на стол военного прокурора...

  — И будем считать это, — продолжал Меркулов, —началом операции под кодовым названием... -«Фауст».

— Ты что, Костя, издеваешься?

  — А чем плохое название? Название миленькое, как в детективном романе. Тем более что, кроме нас с тобой, кроме Турецкого и Меркулова, оно, как и сама операция, никому не должно быть известно.

  Он подошел к зеркалу, прихорошился, подмигнул самому себе и, обернувшись, пропел:

Брось сердиться, Саша, Ласково взгляни! Жизнь прекрасна наша В солнечные дни!

Я засмеялся:

  — Ну, ты пока пой, а я состряпаю Грязнову задание.

  — Только быстро, Саша, нам надо успеть до обеда. Ты дай Клаве напечатать, она попросит подписать, скажем, Гречанника и отправить в МУР.

  Я уже строчил Грязнову ориентировку — определить местонахождения Морозова, рядовых Халилова и Смирнова и через пятнадцать минут доложил Меркулову о готовности.

— Заводить мотор, Константин Дмитриевич?

  — Заводить, Александр Борисович! — И когда я был уже в дверях, он окликнул меня: — Саша. Нам нужна особая осторожность. И конспирация.