Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Именно отсюда берут свои истоки совершенно невменяемые с любой нормальной точки зрения представления о том, что в свое время, еще в конце X века Святым Владимиром была принята не та религия, христианство не в той, не в католической редакции, а посему и календарь не тот, и Рождество, и Пасху не тогда встречаем, и Новый год празднуем как-то несуразно, аж дважды - по старому и по новому стилю. Да что говорить, и песни не те, мучительно-тоскливые, и сказки не те, прославляющие якобы одних дураков и ленивых? Даже пространства слишком много, слишком много России, а потому ее следует расчленить "на самостоятельные части", с тем, чтобы "дать мировому сообществу переварить Россию по кускам, иначе и мир нами подавится, и мы погибнем в его глотке". ("Знание - сила". 1993. № 5.) Что это как не геополитическое предательство России, полная геополитическая невменяемость. Дальше еще хуже, хотя, казалось бы, куда уже хуже. И все-таки, дошли до признания необходимости слома генетического кода русской культуры как главного препятствия на пути исторической модернизации России50.

Таким образом, в России предпринята попытка считать русскую культуру неполноценной, начиная с ее архетипических основ и глубин. И поскольку код культуры определяет код цивилизации, то неполноценность генетического кода культуры приводит к неполноценности всего генетического кода истории русско-российской цивилизации. Отсюда и сверхзадача их преодоления в истории. Только так якобы можно обеспечить России историческую модернизацию.

Прежде всего, о неполноценности генетического кода культур и, следовательно, цивилизаций. Это весьма спорная дефиниция, так как все культуры, независимо от уровня их развития, равноправны и равноценны, а значит, равноправны и равноценны локальные цивилизации, их выражающие и воплощающие, хотя бы потому, что они есть адекватная форма бытия в той исторической, географической и геополитической среде, в которой они возникли и развивались. Иного здесь просто не дано, иное здесь просто не выжило бы. В этом смысле в истории нет неполноценных культур и цивилизаций. А проблему специфики, в том числе и в уровне развития цивилизаций и культур, не следует подменять проблемой их исторической неполноценности. Скорее всего, проблема исторической неполноценности культур и цивилизаций, их генетических кодов - это одна из псевдопроблем истории. История не порождает в культуре того, что ей не нужно. А потому в ней господствует принцип равноправности и равноценности всех культур и всех цивилизаций. Однако вернемся к идее обеспечения исторической модернизации России посредством преодоления генетического кода ее культуры и цивилизации.

В данном случае историческая модернизация - цивилизационная и формационная - явным образом путается с историческим переворотом и прежде всего с цивилизационным. В то время как между ними существует принципиальная разница. Напомним это различие. Цивилизационная модернизация - это всегда исторические преобразования в социальности, культуре, духовности и достаточно глубокие, но не затрагивающие архетипического уровня истории или, по крайней мере, большей его части. Это преобразование не в генетическом коде истории, а всего того, что над ним надстраивается. Это историческое развитие на базе сохранения и развития генетического кода истории локальной цивилизации посредством реализации его собственного потенциала развития. В этом основной исторический смысл модернизационных процессов в истории - быть составной частью прогрессивных процессов истории, более полной реализации потенциала исторической реальности, данной ее сущности, а не возникновение принципиально новой.

Цивилизационный переворот, напротив, есть преобразование в самом генетическом коде истории локальной цивилизации, а потому - процесс, затрагивающий всю систему архетипов социальности, культуры, духовности, сам способ их объективации в истории. Это исторические преобразования, нацеленные на преодоление данной локальной цивилизации, ее сущности и утверждение в ее геополитическом, цивилизационном пространстве новой, с новым генетическим кодом истории - с новой сущностью.

Таким образом, проповедники идеи преодоления генетического кода русской культуры и русско-российской цивилизации замахиваются на нечто большее, чем просто на радикальную модернизацию русской культуры и русско-российской цивилизации - на преодоление русской культуры как русской и локальности русско-российской цивилизации как именно русско-российской, тем самым втягивая страну и нацию в режим исторического развития, основанного на логике самых болезненных, самых тяжелых и разрушительных цивилизационных потрясений в истории. Но кого это волнует, если в основе такого разрушительного отношения к России лежит принципиальная несовместимость с ее историей, цивилизацией, культурой и духовностью. То, что чуждо на уровне архетипов, не просто не жалко, то просто презирают. Именно такая ментальность является той духовной почвой, постоянно инициирующей в России, у ее определенной и весьма влиятельной части настроения духовной, исторической, цивилизационной безосновности, всякий раз завершающихся попыткой преодоления базовых архетипов России, русско-российской цивилизации, слома основ идентичности нации и страны. Коснемся лишь некоторых из них, которые стали объектом особенно беспощадного и изощренного шельмования.

Август 1991-го вошел в историю небывалым в истории человечества актом отказа от геополитической идентичности России, инициатором которого оказались власть и властная элита самой России. При этом подчеркнем, что далеко не все, что было Советским Союзом, было, могло быть или желало оставаться Россией. Советский Союз был сложен из чрезвычайно разнообразных культурных и цивилизационных блоков, не все из которых были идентичны исторической и национальной России, ее цивилизационной и культурной специфике, генетическому коду ее истории. Однако при всем при этом это был не случайный, а исторически естественный, а потому органичный союз наций, культур, цивилизационных блоков. Это был взаимообогащающий, взаимоподдерживающий и взаиморазвивающий союз, отвечавший евразийской сущности и архетипам России. И вместе с тем это был непростой, очень сложный и противоречивый союз, и эта противоречивость, и эта сложность сказались в критический период истории России-СССР, инициировав процессы его распада.

Но Россия ушла и оттуда, где была, есть и, вероятно, останется в качестве России. Ведь СССР распался по административным границам, а не по естественноисторическим, геополитическим, отражающим границы локальных цивилизаций и сферы влияния культур, в конце концов, не по границе компактного расселения русских в ближайшем пограничье современной России. А это ни много ни мало, а 18 млн. из 25 млн. только этнически русских, а есть еще масса русскоязычных, укорененных в русской культуре и в России, которые тем самым в одночасье оказались не просто вне России, но и в ряде случаев во власти местной националистической стихии. Россия, таким образом, ушла от русских и от России, от своих выстраданных всей своей историей геополитических границ, предав свои евразийские архетипы, евразийскую цивилизационную суть и идентичность. Но ничего так тяжело не достается и ни с чем так тяжело не расстаются в истории, как со своей геополитической идентичностью. И она еще не один раз напомнит о себе и, думается, уже в ближайшем будущем России.

Август 1991-го нанес еще один и чрезвычайно болезненный удар по еще одному архетипу Великой России - восточнославянскому единству. Что оно значит для России и что оно значит для восточного славянства - это показали уже ближайшие события, последовавшие после беловежского сговора трех славянских лидеров. Стал вопрос о разделе того, что неразделимо: общей истории - прошлого, настоящего, да и будущего; общей религии и символов Веры; общей территории, на которой кровными, семейными узами связаны десятки миллионов людей; общих культурных и духовных корней и ценностей; общих побед и поражений; общих радостей и страданий? - о разделе и того, что различно, но едино суть. Вопрос встал в плоскости исторического абсурда, разрывающего живую ткань истории, культуры, духовности, связывающей все восточное славянство. Вопрос встал о предательстве его архетипов, сломе основ восточнославянской цивилизационной идентичности.

Ведь из Киева пошла не просто Русская Земля, из Киева, а не из Москвы пошло восточнославянское единство. Идея восточнославянского единства - это идея не Москвы, а Киева, это древнейшая архетипическая идея всего восточного славянства. Москва лишь продолжила начатое Киевом, и если бы не монголо-татарский геноцид, то объединителем восточного славянства стал бы Киев, а не Москва. Московская Русь так и осталась бы Московской Русью, если бы она не взяла на себя миссию объединения восточного славянства. Россия стала Великой Россией, начав объединять восточное славянство. В этом смысле восточнославянское единство - основа цивилизационного бытия России, единство самой России, самой ее возможности быть Великой Россией. Поэтому тот, кто наносит удар по восточнославянскому единству, хочет он того или нет, но наносит удар в самое сердце русско-российской цивилизации. Вместе с разрушением архетипа восточнославянского единства разрушается цивилизационная идентичность России. Россия теряет в самой себе себя как Россию, свою российскую суть, то, что делает ее Великой Россией.