Живые души. Роман-фантасмагория - Алена Даль

Действовал и Перцев. Потому что тоже уповал. Уповал на щедрое вознаграждение со стороны руководства и – наконец-то! – обещанное продвижение по службе: сколько можно расти горизонтально, оттачивая и без того совершенный слог, изощрённый ум и блестящую логику бывалого журналиста-аналитика? Вернувшись в редакцию, Андрей основательно взрыл интернет, завалив Google запросами по никелю. Как-никак он теперь «адвокат»! Назавтра была намечена первая поездка в Чернавск.

Старенький Форд бодро урчал, переваливаясь по ухабам просёлочной дороги. Чернавский район начинался в ста сорока километрах от Верхнедонска, но Перцеву казалось, что уехал он за тридевять земель. Сначала он мчался по скоростной магистрали, построенной специально к олимпиаде, трёхрядной и гладкой, как стекло, в серпантине развязок, с двуязычными указателями по обеим сторонам. Шоссе почковалось съездами на второстепенные дороги, одна из которых, худо-бедно залатанная, вела в Чернавск. Путь в райцентр ветвился грунтовыми проездами, выщербленными бетонками к деревням и сёлам с архаичными и смешными названиями: «Гнилуша», «Вихляево», «Бирюки», «Чудские выселки». Навигатор, настроенный на кратчайший маршрут, посоветовал Перцеву свернуть на одну из таких дорог, и теперь он ехал по грунтовке в окружении почётного караула из мачтовых сосен и вековых дубов. Андрей выключил радио и опустил стёкла – вместе с душистым ветром в салон ворвался лесной хор, сотканный из щебета, стрекотанья, жужжания, щёлканья, скрипа, журчания и шума листвы. Когда же он слышал такое последний раз? Перцев напряг память – после девятого класса, во время летних каникул, когда гостил у бабы Ани под Калугой. Они с мальчишками ходили на лесное озеро. Как называлось то село? Кажется, Агеево? Или Михеево? – не вспомнить. С тех пор он там ни разу не был. Не бывал он и в других деревнях, ни в лесах, ни в полях с лугами, ни дня не жил в маленьких городках, не ездил просто так по сельским дорогам (командировки и пикники в ближайшей лесополосе – не в счёт). Всё, что находилось за пределами Верхнедонска, представлялось Перцеву чужой враждебной территорией, terra incognita, на которой он ощущал себя временным гостем, вынужденным скитальцем, всегда чувствовал себя неуютно и старался как можно быстрее вернуться к цивилизации. Но сейчас, трясясь по лесным колдобинам, вдыхая запах хвои и мёда, неожиданно поймал себя на мысли, что возвращается в серую бревенчатую избу бабы Ани, а может быть – в своё детство, и это возвращение было терпким и чуть горьковатым как заваренный в котелке чабрец. Надо же, прошло восемнадцать лет, баба Аня давно умерла, дом продали, а звуки леса, оказывается, жили в его памяти все эти годы. Как причудливо устроена память…

Дорога круто свернула влево, лес расступился. В глаза брызнули солнечные блики, отражённые в зеркальной чешуе узкой как серп реки. Перцев съехал с колеи и заглушил мотор. Окружённая с двух сторон лесом, а с третьей речной дугой поляна сонно жмурилась в лучах полуденного солнца. Андрей нацепил солнечные очки и спустился к воде по петляющей среди зарослей чабреца тропинке. На рыжем песчаном берегу лежали двое мальчишек лет десяти-одиннадцати. Неподалёку валялись удочки. Увидев Перцева, они прыснули от смеха и стали шептаться. Потом уставились на незнакомца в упор, подставив лучам белёсые брови и облупившиеся веснушчатые носы.

– Далеко ли до Казачьего Стана? – спросил их Андрей, важно здороваясь с каждым за руку.

– Да нет, километра два отсюда, – ребята махнули в сторону пригорка и снова хихикнули: – А чего это вы не поехали по асфальту?

– А того не поехал, что так ближе! – подмигнул им Перцев. – И искупаться можно! Как водичка? – спросил он, расстёгивая рубашку.

– Хорошая! – хором ответили мальчишки и снова побежали к воде.

Перцев разулся, скинул одежду и осторожно ступил на сухую в колких травинках землю. Выбрал тихое место подальше от плещущихся на мелководье ребят и вошёл в реку. Подошвы ног ощутили ребристую как стиральная доска плотную поверхность песка, утрамбованного мелким речным прибоем. Андрей сделал несколько шагов и бросился с размаху в воду, вызвав у мальчишек очередной приступ смеха. Река обняла его тесно и крепко, сдавив грудь в ледяных объятиях. Перцев вырвался и поплыл на другой берег, крупными гребками рассекая слепящую речную гладь. Несмотря на скромную ширину русла, течение было стремительным, и бывшему второразряднику по плаванию Перцеву пришлось изрядно потрудиться, чтобы удержать нужную траекторию. Выбравшись на другой берег, Андрей издал победный клич, как делал это в детстве. Мальчишки весело замахали руками.

– Что за река-а-а? – крикнул Перцев с крутого обрыва, сложив ладони рупором.

– Чернавка-а-а! – прокричали в ответ мальчишки.

Эхо разбросало их звонкие голоса по всей поляне, а потом унесло и надёжно спрятало в чаще леса.

Было два часа дня, когда Перцев въехал в Казачий Стан. После бодрящего заплыва в Чернавке он чувствовал волчий аппетит и сейчас прикидывал в уме, ехать ли ему в райцентр на обед, а потом возвращаться обратно или перетерпеть голод, довольствуясь бутылкой воды и пакетом чипсов. Знакомство с местными казаками входило в план журналиста пунктом №1. Необходимо было втереться в доверие и разузнать, как долго те собираются воевать с геологами, какими способами и главное – ради чего. Постараться убедить их в бесперспективности их войны и прощупать возможность подкупа. Пока Перцев размышлял, докуривая сигарету у старого колодца, к нему подошёл загорелый, голый по пояс могучий как дуб казак с кудрявым чубом и строго спросил, кого он ищет. Пришлось показывать редакционное удостоверение и объяснять цель визита. Увидев слово «пресса», кудрявый атлант расцвёл в добродушной улыбке и вызвался проводить приезжего в дом атамана Черпака.

Двадцать минут спустя Перцев сидел в прохладной комнате за уставленным яствами столом и вёл неторопливую обеденную беседу с Семёном Никифоровичем.

– Это хорошо, что пресса обратила на нас внимание, – степенно проговорил атаман, подкладывая в тарелку гостя золотистого карася. – Значит, не зря старались.

– Э-э-э, Семён Никифорович, неужели вы, современный человек, боитесь прогрессивных технологий? – осторожно спросил гость, макая в соль перышко лука.

– А чего мне их бояться? – ответил Черпак. – Бойся не бойся, да только затея эта негожа, против земли она, против людей, на ней живущих. Пусть копают там, где нет никого: ни людей, ни зверья, ни лесов, ни чернозёма. Им что – места мало?

Помолчали.

– И что же, собираетесь воевать и дальше?

Атаман перестал жевать и подозрительно прищурился на журналиста.

– А вы, мил человек, случаем не уговаривать нас пришли? Не из тех ли вы засланных казачков, что порочат веру да сбивают людей с пути истинного?

– Да что вы, Семён Никифорович, Боже упаси вас сбивать! – открестился гость и переменил тему. – А что, давно ли в этих краях казаки живут?

– С Екатерининских времен и живут, – Черпак огладил закопчённую шею в белом вороте. – Земля наша не одно поколение добрых казаков вырастила. Мы её охраняем, как мать родную. Она нам и кормилица, и поилица, и защитница, как же нам её не беречь? Разве можем мы допустить, чтоб в её утробе копались? – атаман умолк, рассматривая узоры на заскорузлой ладони. – На Казачьем Круге так и порешили: будем стоять до конца!

Перцев понимающе кивнул головой.

– Учёные говорят, что можно и руду добывать, и землю сохранить. Наука ведь шагнула далеко вперёд, – зашёл он с другого бока.

– Наука, говорите? – усмехнулся хозяин, – знаем мы этих ваших учёных, приезжали к нам, людей собирали, лекции о никеле читали – да только подкупленные они!

– С чего вы взяли?

– Предложили мы одному – по фамилии Эйнштейн, что ли? Вы, говорим, приезжайте к нам жить, привозите детей своих, внуков! – тогда люди и поверят, что вреда никакого от никеля не будет. Он замялся, дескать, мы городские жители и к сельской жизни не приучены. Так мы ему и отвечаем: тогда и живите себе в городе, нас не трогайте!

– А если бы переехал, поверили бы?

– Привез бы внуков – поверил бы! Да только не будет этого никогда, – атаман задумался. – Правда, есть один учёный, которого не купишь. Наш земляк, родом из здешних мест. Светлая голова, но что важнее – чистая душа, неподкупная. С нами на пикеты ходит. Всё пытается на руководство их выйти, надеется, добрая душа, убедить словом.

Перцев оживился.

– А телефончик его дадите?

– Не обидите старика? – спросил сурово Черпак.

– Да что ж вы обо мне думаете, Семён Никифорович? – притворно огорчился Перцев. – Я приехал в деле разобраться, что к чему понять, помочь, если смогу. Охота была тащиться сюда на личном, между прочим, автотранспорте?!